В день, когда мы с Фредди приехали на озеро, примерно в одно и то же время там появились все наши три дочери. Кили и Линдси вернулись из Омахи, а Джеки – с очередной вечеринки с ночевкой. Хотя был только май, было жарко, и старшие дочери волочили за собой сумки с пляжными вещами. Мы целовались и обнимались у двери, когда состоялся выход Кометы. Может, дело было в собачьих феромонах. Или в чем-нибудь ином. Но Комета внезапно превратилась в наживку, плавающую в спокойной воде океана.
– Разве чистопородные борзые бывают серыми?
– Нос очень длинный!
– Такая тощая! Совсем не похожа на наших собак.
– Если борзые умеют только бегать, как она станет играть с Коди и Сандоз?
– И вообще, на что она годится, если не будет приносить теннисный мячик?
Это был один из немногих случаев, когда стая набросилась на того, кто был дорог Фредди. Я не в счет.
– Я вас понимаю, – прервала дочерей жена. – Когда я приехала в Седону и увидела ее, она показалась мне нервной костлявой животиной, которую я бы отправила обратно на ранчо в питомник. Но Комета настоящее чудо и я влюбилась в нее. Разве она не красавица?
Комета, не спуская глаз с этих трех акул, смущенно стояла в гостиной. Ситуацию спасло то, что ретриверы начисто лишены какой-либо тактичности и деликатности обхождения. Появление любой из сестер вызывало в них безудержный восторг. А если вернулись все три, то лучше не становиться у них на пути. Два одинаковых меховых кома ворвались в гостиную, словно нелепая команда полицейских из немой комедии кинокомпании «Кинстоун». Когти скребли пол, когда вихляющие псы неслись вперед. Сандоз по дороге смахнула длинным, покрытым волнистой шерстью хвостом кружку, которую я оставил на журнальном столике, и та со стуком упала на пол. Коди уже крутился вокруг Линдси, а Сандоз, шлепнувшись у ног Джеки, громко и пронзительно надрывалась: «Просто зашибись! Вы только посмотрите, кто к нам приехал!» Словно угри, извивающиеся в брачном танце вокруг верхушки коралловой пирамиды, ретриверы не отставали от уже измученных их приставаниями дочерей, пока те поднимались из гостиной по лестнице.
– Пойдешь с нами, когда мы переоденемся? – бросила с наигранной веселостью Кили.
– Конечно. Я скучал по вам, девчонки, и не хочу ничего пропустить.
Но сам не испытывал уверенности, прозвучавшей в моем ответе. Я предполагал, что дочери устроят Комете нечто вроде карантина, чтобы показать свою преданность любимцам ретриверам, но совершенно не ожидал их словесного враждебного выпада. Недавняя стычка достаточно ясно показала: девочки боятся. И боятся они меня.
Пока мы здоровались, я ощущал на себе брошенные тайком взгляды. На меня смотрели, думая, что я не замечаю. Я уловил их панику – запах вроде того, какой испускает норка, попадая в железный капкан. В широко распахнутых глазах дочерей я читал потрясение, что они нашли меня намного хуже, чем тогда, когда я от них уезжал. Отсюда неприветливая реакция на Комету.
Подступающая к горлу тошнота, когда я с трудом надевал купальные трусы, дала мне знать, что я напуган не меньше дочерей. Всю дорогу на пляж в груди нещадно колотилось сердце.
– Девчонки, а солнце сегодня что надо!
Они моментально обернулись, и меня чуть не стошнило от жалости на их лицах. Какое бы бедствие со мной они не представляли, все меркло по сравнению с тем, что явилось перед их глазами: ковыляющий к ним сгорбленный мешок с костями, тыкающий костылями в мягкий песок. Комета двигалась следом, и от этого картина казалась дочерям еще более странной. А для меня присутствие борзой было так же необходимо, как палки, на какие я опирался. Собака не знала другого Вулфа. Она была предана мне такому, каким я стал.
А у Кометы имелись свои проблемы с адаптацией. Если я всю дорогу беспокоился о том, как пройдет воссоединение семьи, то она ехала в доверчивом, блаженном неведении. И вдруг собака оказалась новым учеником в классе в середине учебного года. И должна была моментально разобраться в порядках, делении на группы и старшинстве, сложившемся здесь за долгие годы.
Образование Кометы началось с Коди и Сандоз утром после нашего приезда. Если в стаю попадает новая собака, начинается перераспределение ролей. Наша стая всегда состояла только из двух собак, и Коди был в ней безусловным вожаком не только потому, что являлся отцом Сандоз, но и обладал твердым характером. Сандоз же довольствовалась ролью баловня семьи. Меня тревожило, что с появлением Кометы сражение за территорию продолжится все лето.