История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3

Под его руководством эти 10 тысяч человек кое-что значили, но оборонять Вислу, замерзшую, как и все реки Польши и Пруссии, и не представлявшую более преграды для неприятеля, они не могли. И главное, они не могли предохранить от позора Мюрата и его окружение, если бы Чичагов и Витгенштейн, объединившись, попытались его окружить. Поэтому Мюрат не захотел оставаться на Висле и отправился в Познань, одинаково удаленную от Вислы и от Одера. Так оказались оставленными вся Старая Пруссия и вся Польша, и после занятия крепостей мы располагали 10 тысячами солдат на линии, неаполитанцами вперемешку с баварцами, в том числе не более чем 4 тысячами французов. В Берлине для сдерживания охваченной волнением Германии оставались 18 тысяч солдат генерала Гренье и дивизия Лагранжа, единственная из четырех дивизий Ожеро, которую он оставил при себе.

Одно событие еще более усилило брожение среди германского населения. Французы совершили ошибку, оставив гарнизон, большей частью германский, в Пиллау, небольшой морской крепости, закрывавшей вход во Фриш-Гаф. Пиллау сдался, под громкие рукоплескания пруссаков и к горячему удовольствию англичан, которые поспешили ввести во Фриш-Гаф свои военные корабли. Вскоре они ввели туда и торговые конвои, что доставило жителям Старой Пруссии, помимо патриотического, чисто материальное удовлетворение, весьма живо ощутимое от возобновления торговли колониальными товарами, которых они были так долго лишены.

При столь дурных новостях с левого фланга, ничуть не лучше были новости с правого фланга, с верховий Вислы. Ренье и Шварценберг, не имея более возможности оставаться в Минске, направились на Варшаву. Ренье хотел сражаться, но князь энергично его разубеждал, говоря, что они бессмысленно ослабят себя, если будут воевать зимой, что нужно отступать на Варшаву, прикрыть столицу, приготовить себе там спокойные квартиры и дожидаться прибытия сил, которые Наполеон не преминет привести к весне. Давая такие советы, Шварценберг отступал и сам, и вынуждал отступать Ренье. Он принимал в своей штаб-квартире русских офицеров; встречал их любезностями под предлогом того, что не может от них уклониться; допускал разговоры о перемирии и говорил о нем сам, не предавая Наполеона, которому был обязан маршальским жезлом, но стараясь уберечь свою армию и подготовиться к перемене политики Венского кабинета, которую он предвидел.

В то время как неприятель должен был вот-вот, несмотря на занятые нами крепости, перейти через Вислу слева, следовало ожидать, что он перейдет через нее и справа, в Варшаве, несмотря на присутствие князя Шварценберга. В Познани, чтобы противостоять неприятелю, французы располагали 10 тысячами неаполитанцев, баварцев и французов, не решаясь призвать на помощь 28 тысяч солдат Гренье и Ожеро, необходимых в Берлине для сдерживания Пруссии. Ветреная голова Мюрата, при всей храбрости его сердца, не могла долго выдержать такого положения. Он не страшился пушек; его пожирала страсть к царствованию, и тысячи зловещих видений осаждали его воспаленное воображение. То ему виделось, как жители Италии, возбуждаемые священниками и англичанами, поднимают мятеж от Юлианских Альп до Мессинского пролива и опрокидывают троны Бонапартов в Италии. То представлялось, что его бросил Наполеон, ради мира принужденный пойти на жертвы, а ведь он с большей охотой пошел бы на них в Италии, нежели во Франции. Когда эти видения захватывали его мозг, Мюрат терял хладнокровие и хотел уехать, чтобы спасти свою корону, предмет столь долгих вожделений, награду за безграничный героизм. Измученный этими тревогами и поминутно поступающими донесениями об отступлении армии, он призвал Бертье и Дарю, сообщив им о своем намерении покинуть армию, сослался на недомогание, которое было лишь предлогом, и отверг все доводы соратников, которые наперебой указывали ему на интересы армии, интересы его славы, гнев Наполеона и трудность найти преемника. На последнее возражение Мюрат ответил, назвав своим преемником принца Евгения, объявил, что намерен призвать его в Познань и в самом деле отправил к нему курьера в Торн.

Когда Евгений прибыл, Мюрат объявил ему о своем решении уехать и назначить его, в ожидании приказов Наполеона, командующим Великой армией. Принц Евгений, испуганный такой честью, стал убеждать Мюрата остаться, но не преуспел и в конце концов принял с покорностью назначение на должность, которую считал чрезмерно превосходящей его силы. Он остался в Познани с 10 тысячами человек, заклиная генерала Ренье и князя Шварценберга держаться в Варшаве, что могло прикрыть его правый фланг, рассчитывая, что на левом фланге русские хотя бы на некоторое время остановятся перед Торном и Данцигом, и приказав Гренье с его 18 тысячами и Ожеро с его 9-10 тысячами дивизии Лагранжа быть готовыми выступить ему на помощь, если она потребуется.

От Великой армии остались 25 тысяч человек в Данциге; 10 тысяч во второстепенных крепостях на Висле;