Вот что он хотел сказать и надеялся быть услышанным. Но помимо ошибочного представления о пожеланиях Австрии, поведение Наполеона заключало в себе и другую ошибку, и чрезвычайно опасную. Он побуждал Австрию вмешаться в события намного раньше, чем следовало бы, предоставлял ей предлог вооружаться, средство сменить роль союзницы на роль посредницы, а вскоре, быть может, и на роль врага. Он сам сглаживал путь, по которому она могла перейти, не теряя чести и почти без затруднения, из состояния тесного альянса в состояние войны с Францией. Эту ошибку Наполеон усугубил выбором человека, призванного представлять его идеи в Вене. Сочтя Отто недостаточно влиятельным и проницательным, он постарался найти ему преемника и выбрал Нарбонна. Патриот 1789 года, бывший министр Людовика XVI, не отрекшийся от прошлого, знатный вельможа, образованный военный, человек блестящих и разнообразных талантов, Нарбонн как нельзя лучше подходил для службы при аристократическом дворе, умевшем соединять светскость с деловитостью. Но он был человеком, никак не склонным держаться в рамках своей роли, он был явно склонен выходить за ее пределы.
Итак, Наполеон назначил послом Нарбонна и отправил его, даже не дождавшись князя Шварценберга, которому было поручено донести до Парижа виды австрийского двора. На самом деле виды эти его и не интересовали, ибо Наполеон хотел, не считаясь с Австрией, внушить ей свои собственные, и к тому же Нарбонн не мог прибыть слишком рано, поскольку кампания должна была начаться в ближайшие дни. Наполеон не сказал ему поначалу, какую Европу намерен устроить по заключении мира, он открыл послу только первую часть секрета: Австрия должна передвинуть сто тысяч своих солдат на склоны Силезии и потребовать, чтобы союзники остановились, чего они, вероятно, не сделают; тогда она ударит им во фланг, тогда как он атакует их с фронта, и в качестве платы за общую победу она примет, заодно с Иллирией, Силезию и часть Польши. С такими предложениями Нарбонн и отбыл.
Получив всех призывников, каких желал, и направив дипломатию вышеописанным образом, Наполеон почувствовал себя готовым вступить, наконец, в кампанию. Он собирался отбыть в середине апреля, горел нетерпением осуществить задуманный план кампании и отдавал последние распоряжения. Принцу Евгению он адресовал несколько упреков в том, что тот отступил слишком быстро и слишком далеко, – не потому что жалел, что силам коалиции позволили продвинуться вперед, ибо напротив, он желал, чтобы они подошли как можно ближе под его удары; он сожалел о времени, которого лишался вследствие стремительного продвижения неприятеля, и досадовал, что придется начинать военные действия на двадцать дней раньше, ибо за эти двадцать дней он мог бы усовершенствовать свои армии. Наполеон также порицал Евгения за то, что тот слишком отклонился вправо и, желая прикрыть Дрезден, что было неважно, как мы увидим, оголил Гамбург, который, напротив, следовало защитить от заразы германских страстей. Впрочем, Наполеон пожурил его, как всегда, по-отечески, не прибегая к жалящим сарказмам, которыми осыпал своих братьев, а затем указал в общих чертах следующий план операций.
Евгению было приказано не беспокоиться о дороге из Дрездена в Эрфурт, Фульду и Майнц, ибо становилось неважно, вступят ли на нее силы коалиции и далеко ли продвинутся. Напротив, Наполеон рекомендовал ему сохранить дорогу из Магдебурга, Ганновера, Оснабрюка и Везеля в Нижнюю Германию и предписал только о ней и беспокоиться. Прочно водворившись на этой линии, принц должен был охранять наибольшую часть течения Эльбы, прикрывать Гамбург, который нам предстояло отбить, Бремен, Голландию и Вестфалию. Не следовало пугаться, если союзники, воспользовавшись такой диспозицией, прорвутся через Дрезден и выдвинутся к горам Тюрингии. Тогда понадобится просто переменить фронт, выдвинув левый фланг вперед, в Виттенберг, и отодвинув правый фланг назад, то есть в Эйзенах, оперев тылы на горы Гарц. Когда Евгений займет такую позицию, Наполеон подойдет со 180 тысячами человек через Гессен или Тюрингию, установит с ним сообщение и встретится на Эльбе, объединив 250 тысяч человек. Таким образом он отрежет силы коалиции от Берлина и от моря, оттеснит их и раздавит, прижав к горам Богемии. Затем Наполеон вернется в Берлин, разблокирует гарнизоны Штеттина, Кюстрина, Глогау, Торна и Данцига и месяц спустя окажется с победой на берегах Вислы!
К общим планам Наполеон добавил по своему обыкновению подробности. Он высказал свое неодобрение принцу за то, что тот выдвинул грозного и внушающего страх германцам Даву в Дрезден, где нужно было ободрить добрых саксонцев, а не приберег его для Гамбурга и Северной Германии, где требовалось, напротив, навести ужас. Ведь одного имени маршала было довольно, чтобы вызвать трепет по всей Нижней Эльбе. Наполеон захотел, чтобы его туда вновь отослали, дабы восполнить недостающие военные ресурсы ужасом, который внушало его имя.