Таким образом, имея более 40 тысяч человек в Дрездене и 120 тысяч в Пирне, Наполеон формировал клещи, в которые намеревался захватить армию коалиции. Дабы превратить Эльбу в непреодолимую преграду, он не удовольствовался дивизией Теста и кавалерией Латур-Мобура, охранявшими ее между Кёнигштайном и Дрезденом, и приказал Сен-Сиру отправить кавалерию Леритье и два пехотных батальона в Мейсен в восьми лье от Дрездена, дабы прижатый к городу неприятель не нашел переправы ниже по течению. Но поскольку дороги от дождя размокли, собирать лодки между Кёнигштайном и Лилиен-штайном было трудно, и Наполеон счел возможным предоставить им день отдыха, ибо обстановка вокруг Дрездена казалась спокойной.
Однако в Дрездене при виде развертывающихся вокруг города сил армии коалиции, нарастала тревога. С 23 по 25 июля видна была только первая колонна, но в последующие дни стали показываться и покрывать окружавшие Дрезден высоты другие колонны. Недоставало пока только последней австрийской колонны, колонны Кленау, которая двигалась к Дрездену самой длинной дорогой через Карлсбад и Цвиккау.
Постепенное сосредоточение войск коалиции вокруг Дрездена вызывало у жителей ужас. Наполеону отправляли послание за посланием, торопя его поскорее прийти в город со всеми резервами, дабы отразить ужасающую атаку, опасность которой нависла над городом. В ответ на эти просьбы он отправил Мюрата, который после кавалерийского разведывательного рейда, в котором едва не был захвачен, подтвердил присутствие весьма многочисленной армии, явно намеревавшейся атаковать Дрезден. Постоянно осаждаемый просьбами вернуться в город и отвергающий их ради своего плана, от которого ожидал величайших результатов, Наполеон снова написал маршалу Сен-Сиру. Он еще раз подробно перечислил все оборонительные средства: укрепленный лагерь из пяти редутов и обширных засек, старая городская стена, укрепленная наполненным водой рвом и мощным частоколом, и, наконец, баррикады в начале всех улиц. Затем Наполеон еще раз заверил, что тридцать тысяч солдат с хорошим командиром могут оборонять город не менее шести—восьми дней. К сожалению, маршал, опасаясь брать на себя слишком рискованные обязательства, ограничился тем, что написал, что сделает всё возможное, но не может ни за что отвечать перед лицом неприятельских сил, его окружавших. Конечно, когда он обещал сделать всё возможное, следовало рассчитывать, что он сдержит обещание и окажет сколь твердое, столь и искусное сопротивление. Но необходимость сохранить Дрезден была столь велика, что Наполеон, недовольный крайней сдержанностью маршала, отправил в город своего адъютанта Гурго с заданием всё осмотреть, всех послушать и затем как можно скорее вернуться, дабы он мог принять решение с полным пониманием ситуации.
Командир эскадрона Гурго не обладал достаточно холодным умом, чтобы справиться с подобной миссией. Когда днем 25-го он прибыл в Дрезден, население и двор были крайне встревожены. Даже генералы начинали терять хладнокровие, и повсюду царила сильнейшая тревога. Толпами покидали главный, то есть старый город, уходя в предместье на правом берегу, называемое новым городом. Там приготовили жилище для короля и Маре; городские власти также переместились туда, а жители следовали их примеру, не зная, где поселятся. Можно понять, что несчастное население было перепугано при мысли, что город будет атакован 200 тысячами человек и 600 артиллерийскими орудиями. Легко пугающийся Фридрих-Август, окруженный столь же пугливым многочисленным семейством, был охвачен настоящим ужасом. Командующий 14-м корпусом Сен-Сир и комендант Дрездена генерал Дюронель, ответственные за оборону, не показались Гурго убежденными в силе своей позиции, а их донесения не показались ему обнадеживающими.