История Крестовых походов

И, вместе с этими страхами, есть и иное отношение к прокаженным. В различных житиях повествуется о том, что Христос принимает облик больного лепрой, чтобы испытать своего избранника. Свидетельствует все тот же Гийом де Сен-Патю: «Как-то раз в Страстную пятницу Людовик Святой, пребывая в своем замке в Компьене и обходя босиком церкви города (вот вам еще одно унижение паче гордости. – Д. Х.), повстречал на улице прокаженного. Он перешел на его сторону, ступив при этом ногой в грязную и холодную воду, протекавшую посреди улицы (ай-ай-ай, не могли отцы города почистить мостовую при посещении государя. – Д. Х.), и, догнав прокаженного, подал ему милостыню и поцеловал руку. Присутствовавшие при этом перекрестились и промолвили: “Гляньте-ка на короля: он поцеловал руку прокаженному”».

Людовик ухитрялся сочетать и в личной жизни (насколько можно говорить о личной жизни в Средние века), и в государственной деятельности ту самую приправленную фанатизмом глубокую религиозность с удивительной практической сметкой. Вот только один пример. Один из видов покаяния, очень распространенный в те времена, – самобичевание. Считалось, что человек, терзающий свою плоть, спасает свою душу, и не только свою – он страдает и за других, уподобляясь тем Христу. XIII век – эпоха расцвета флагеллантства (от лат.flagellum – «бич»), движения, выражавшегося в массовых публичных процессиях бичующихся во искупление собственных и чужих грехов. Эти процессии сопровождались разгромом ссудных лавок, еврейскими погромами, раздачей милостыни и т. п. Конечно, сам король не может принимать участия в таких действиях. И вот Людовик приказал изготовить бич из пяти железных цепочек. Он поместил его в небольшую коробочку из слоновой кости и носил эту коробочку всегда с собой на поясе. Действительно, не будет же монарх таскать все время большую плетку! Неудобно, да и некрасиво, а ведь король должен заботиться о своем внешнем виде.

Флагеллаты

Некоторые исследователи (в частности, Ж. ле Гофф) объясняют подобные религиозные чувства, эту, по выражению французского историка Люсьена Февра, «неизбывную жажду спасения», влиянием его матери, деспотичной и глубоко набожной вдовствующей королевы Бланки Кастильской, бывшей и наставницей, и соправительницей сына. Вот одна история, переданная Жоффруа де Болье: «Не следует обойти молчанием историю одного монаха, который, поверив лживым россказням, утверждал, что слышал, будто бы монсеньер король до брака сожительствовал с другими женщинами, неоднократно согрешив с ними, а его мать, зная об этом, делала вид, что ей ничего не известно. Этот монах, весьма удивившись сему, упрекнул в этом госпожу королеву. Она же смиренно сняла с себя этот навет, с себя и с сына, и прибавила еще кое-что, достойное похвалы. Если бы король, ее сын, которого она любила больше всех смертных, заболел и был при смерти и если бы ей сказали, что он исцелится, изменив единожды своей жене, то она предпочла бы, чтобы он умер, чем оскорбил Творца, хотя бы раз совершив смертный грех». Любопытно, что это вполне сочеталось с ревнивой неприязнью к жене сына. Жуанвиль, не одобрявший такого отношения и упрекавший горячо любимого друга и короля за чрезмерную покорность матери и явное подчинение ей, рассказывает: «Суровость, с которой королева Бланка относилась к королеве Маргарите, была такова, что королева Бланка терпеть не могла, чтобы сын ее оставался наедине со своей женой, разве что вечером, когда он ложился с нею спать. Дворец, который больше всего был по душе королевской чете, находился в Понтуазе, ибо там покои короля были наверху, а покои королевы – внизу… И они устроились так, что общались по винтовой лестнице, ведущей из одного покоя в другой. И был такой уговор, что когда слуги видели, что королева-мать идет в покои сына, то стучали в дверь жезлом, чтобы та не застала их врасплох, и король бежал в свои покои; и то же самое делали в свою очередь слуги у покоев королевы Маргариты, когда туда шла королева Бланка, чтобы королева Маргарита была на месте».

Связь времен