Папа Гонорий мог бы после того быть очень доволен отношением императора к делу священной войны. Правда, нельзя отрицать, что Фридрих сделал ошибки, когда много раз обещал крестовый поход и до сих пор, по крайней мере лично, не исполнял его. Но при этом он провинился не столько замедлением предприятия, сколько тем, что в юношеской необузданности он слишком рано взял на себя обязательство крестового похода и этим возбудил ожидание, удовлетворить которое тотчас он не был в состоянии. Гонорий сначала сам признавал это и поэтому только умеренно побуждал императора к походу, но в конце концов, хотя по причинам, не имевшим первоначально ничего общего с крестовым походом, он стал очень раздражен против Фридриха. Этот молодой Штауфен, которым римская церковь хотела воспользоваться только как орудием для того, чтобы сломить могущество императора Оттона IV, в течение немногих лет так возвысился благодаря своим дарованиям и своему счастью, что в нем как бы снова воплотились самые блестящие времена былого императорского величия. Папа и кардиналы, которые со времени могущественного Иннокентия более чем когда-либо считали себя настоящими властителями мира, увидели, что такой соперник угрожает им и теснит их, и поэтому с радостью пользовались каждым случаем, чтобы приготовить могущественному государю какое-нибудь унижение.
Нельзя было найти лучшего случая, чем тот, который заманчиво представляло страшное бедствие христиан в Египте. Потеря Дамиетты прежде всего была виной кардинала Пелагия, следовательно как бы виной самой церкви: если бы теперь сделать ответственным за это императора, так как он замедлил вовремя начать поход, то можно было освободить церковь от тягостного упрека и повредить достоинству Фридриха порицанием, которое, как оно ни было неосновательно, нелегко было опровергнуть. Поэтому Гонорий не побоялся в письме от 19 ноября 1221 г. свалить на императора всю вину страшной неудачи египетского похода и угрожать ему отлучением от церкви, если он будет и впредь так легкомысленно пренебрегать делом Бога, как до сих пор. Правда, Фридрих мог бы в ответ на это указать, как мало он заслужил такие жестокие слова, но эти слова были уже сказаны и остались с тех пор сильным оружием в руках церкви против императорской власти. Самое худшее было при этом то, что согласие церковной и светской власти, без которого Фридрих тоже не надеялся многого достигнуть на Востоке, было нарушено, прежде чем он мог приготовиться к своему собственному крестовому походу.
Несмотря на это, император был готов поправить несчастие, с Дамиеттой, насколько было в его силах. В апреле 1221 года он по желанию папы встретился с ним в Вероли, в области церковного государства, обещал созвать в Вероне конгресс для ускорения крестового похода и даже поклялся начать поход в то время, которое определил Гонорий. Вскоре после того несколько императорских кораблей отплыли в Сирию для того, чтобы привезти на веронский конгресс кардинала Пелагия, короля Иоанна и патриарха иерусалимского вместе с другими сирийскими вельможами. В ноябре они высадились в Бриндизи, но конгресс не состоялся отчасти потому, что Гонорий тем временем заболел, отчасти потому что Фридрих был весь поглощен страшным восстанием мусульман, которые в то время еще в большом количестве населяли Сицилию. Зато в марте 1223 года выздоровевший папа, император, сирийские вельможи и многие сановники, а именно епископы Германии и Италии, собрались в Ферентино в римской Кампанье. Здесь Фридрих снова повторил присягу, которую принес уже в Вероли, и этим обязался двинуться в Сирию в тот день, который тотчас утвердило собрание — 24 июня 1225 г., следовательно, несколько больше, чем через два года. Он согласился также на предложение, которое имело целью самым тесным образом слить его интересы с интересами Святой Земли. А именно, он незадолго перед тем овдовел, так как его первая супруга Констанция умерла 23 июня 1222 г., а у короля Иоанна Иерусалимского, от умершей также тем временем его жены Марии-Иоланты, была дочь Изабелла, наследница Иерусалимского королевства. Ее рука была теперь предложена императору и он охотно согласился на план брака, который обещал приобретение Иерусалима для него и для его дома.