История крестовых походов

Миновав город Иконий, жители которого его покинули, а потом отразив вылазку турок под Ираклией и не потеряв при этом ни одного человека, бароны снова разделились, выбрав пути, разведшие их далеко, словно они не собирались больше встречаться. Младшие, Танкред Готвильский и Балдуин Булонский, пошли кратчайшим путем — к южному побережью Анатолии. Остальные, намного более многочисленные, выбрали дорогу на северо-восток, к Кесарии, тем самым значительно отдаляя момент, когда смогут достичь Иерусалима. Но вожди искали союзов с христианами Анатолии; одних дорога привела в Таре, других — в Каппадокию, местность, где значительную часть населения составляли армяне, готовые принять тех, кто освободит их от турок. Готфрид Бульонский и его люди взяли Кесарию, назначив градоначальником армянина, благодаря быстрому переходу освободили крепость Коксон и после этого долгого обходного маневра наконец предприняли штурм Таврских гор, на узких тропках которых, поднимающихся до высоты в две тысячи метров, потеряли много как людей, так и лошадей: «Колотя себя по телу натруженными руками, изнуренные болью и скорбью, они задавались вопросом, что делать с самими собой и со своим оружием. Они продавали свои щиты и красивые кольчуги со шлемами за три-пять денариев или за что угодно. Те, кто не мог их продать, бросали их и продолжали путь»[42]. Наконец они вышли на равнину, к городу Мараш, где их хорошо приняли и кормили несколько дней, пока не подтянулись остальные.

В Киликии Танкреда Готвильского хорошо приняли армяне, которые открывали ему ворота своих городов и замков: «Люди ходили из лагеря в город и из города в лагерь, что-то покупали. Те из нас, кого на открытом месте мучила какая-нибудь болезнь или удручал зной, укрывались в тени городских стен [...] Когда мы проходили по враждебным и почти безлюдным горам мимо замков армян[43], дивно было видеть, как, заслышав, что мы пришли защищать их от турок, все смиренно спешили навстречу нам с крестами и развернутыми знаменами и целовали нам одежды и ноги». Из Тарса и Аданы турки бежали в горы и из своих убежищ «посылали ему [Танкреду] богатые дары на верблюдах и на мулах, золото и серебро, потом являлись к нему как друзья, чтобы умиротворить его и мирно пользоваться тем, что у них еще оставалось»[44]. Но, поскольку подошли императорские войска при поддержке флота с очень опытными экипажами, Танкред весьма скоро вынужден был уйти и не смог там поселиться, сознавая, что его мечта стать владетелем первого франкского графства на Востоке рушится.

Балдуин Булонский, сопровождавший его, пошел отдельной дорогой, попытавшись даже отобрать у него Гарс, и воспользовался пребыванием в Малой Армении, чтобы договориться с некоторыми из ее правителей. Более не интересуясь Иерусалимом, он один с отрядом «верных», дошел до Эдессы, поступил на службу к князю Торосу, добился, чтобы тот его усыновил, а потом при помощи народа организовал его свержение. Он женился на армянке, дочери одного из горных вождей, одного из родственников женил на Морфии, дочери князя Мелитены, купил за десять тысяч золотых монет город Самосату у охранявшего его турецкого эмира и захватил Сороргию (Сарудж), крепость, контролировавшую дорогу на Антиохию. Латинские рыцари его свиты женились на знатных девушках, их примеру следовали другие, все более многочисленные, покидая ряды армии. Основание Эдесского графства, весьма удаленного от дороги на Иерусалим, задержало поход, предпринятый с целью освободить последний и помочь паломникам мирно молиться в Святых местах, и существенно подорвало его военную мощь.

Никто ни тогда, ни позже особо не говорил об этом первом «отклонении от крестового похода», которое не стало, как можно было бы подумать, инициативой лишь одного сицилийского норманна, который шел по стопам отцов, отбирая у Восточной империи отдельные города и земли. Балдуин Булонский был братом Готфрида Бульонского, которого папа назначил командующим. Он рискнул первым и — несомненно — сделал то, о чем мечтали многие. В армии — лучше скажем: в отрядах, куда многие вступили не совсем добровольно, — о завоевании земель и присвоении их говорили не меньше, чем о походе на Иерусалим. То, о чем не упоминалось ни в Клермоне, ни в проповедях, ни даже еще в Константинополе, теперь обсуждали в открытую. И, что вполне очевидно, уже ссорились, задумывая разделы земель.

АНТИОХИЯ: ОСАДА ПРОТЯЖЕННОСТЬЮ БОЛЕЕ ЧЕМ В ГОД