История крестовых походов

Мусульмане сетовали на христиан, имевших, по их словам, слишком много власти в Египте, но только и мечтавших изменить ему. «В те времена христиан в Египте было больше, чем сегодня. Им, как еще и в наши дни, поручали сбор налогов, управление финансами и содержание войск, которые тогда оплачивались на доходы с некоторых земель. Похоже, что правительство подозревало христиан в тайных сношениях с западными врагами, как и во время предыдущих войн»; и Нувайри, арабский историк, предостерегал своих: «О сын мой, обрати внимание на войско, которое христиане ослабили, разорив в то же время страну: они продают земли, как если бы Египет принадлежал им. От эмира, когда он получает грамоту на свой надел, они требуют двести золотых монет и более, а от простого воина — до ста. Если сумма на содержание всадника составляет тысячу золотых монет, они назначают ее выплату в шести местах, удаленных одно от другого, и воин нуждается в посредниках, которые бы собирали его доходы. Христиане так поступают, чтобы ослабить страну и уничтожить войско, надеясь вынудить нас покинуть Египет. Мы слышали, какие слова они передавали франкам Палестины и Запада: “Вам нет нужды вести с мусульманами войну — мы сами ведем ее день и ночь. Мы захватили их владения; мы — господа их женщин; мы ослабили их войско. Приходите, занимайте страну, вы не встретите никаких препятствий”. Не доверяйся тем из них, кто сделался мусульманином: их прежняя религия остается сокрытой в их душе, как огонь в дереве»[181].

ОСАДА И ВЗЯТИЕ ДАМЬЕТТЫ

Ветра пригнали крестоносцев к Дамьетте, и они в большом беспорядке высадились на пляже, на «песке», под самым городом. Там был Жуанвиль и не преминул рассказать о себе: «Когда наши люди узнали, что мы не получим галеру, то стали прыгать друг за другом с большого корабля на баркас, так что он начал тонуть. Матросы, заметив, что баркас мало-помалу погружается, поднялись на большой корабль и оставили моих рыцарей в баркасе. Я спросил старшего, сколько в нем лишних людей; и он мне сказал, что двадцать воинов [...]. И я часть их высадил, так что за три раза он перевез их всех на землю с корабля, где находились мои лошади. Пока я переправлял этих людей, один рыцарь, который был под началом монсеньора Эрара де Бриенна и звался Плонке, задумал спуститься с большого корабля на баркас [...], и он упал в море и утонул. Когда я вернулся на свой корабль, то оставил на моем баркасе оруженосца, которого я посвятил в рыцари, по имени монсеньор Гуго де Вокулёр, и двух очень храбрых молодых людей, имя одного из которых монсеньор Вилен де Вереей, а второго — монсеньор Гильом де Даммартен, которые люто ненавидели друг друга. И никто не мог их помирить, так что в Морее они даже вцепились друг другу в волосы; но я им велел оставить свой гнев и поцеловаться, ибо я поклялся им на мощах, что мы не отправимся в Святую землю отягощенные их злобой. Когда мы тронулись, направляясь к суше, то обогнали большой баркас короля, в котором он находился»[182].

Когда Людовик Святой увидел, что стяг Сен-Дени уже на берегу, а он еще причаливает, он без колебаний прыгнул в воду. «И со щитом на шее, в шлеме и с мечом в руке он направился к своим людям, которые находились на берегу моря. Достигнув суши, он заметил сарацин [...]; тогда он поднял меч, выставил перед собой щит и побежал бы на сарацин, если бы мудрые люди, стоявшие рядом, не удержали его»[183].

Был достигнут быстрый успех (6 июня 1249 г.), к большому удивлению осаждавших: «Ночью сарацины, обнаружив, что пленники бежали, перебили тех, кто остался; тем самым они их сделали славными Христовыми мучениками, обрекая на проклятие себя самих. Следующую ночь и утро воскресенья, как если бы им недоставало оружия и сил, сарацины, видя многочисленность прибывающих христиан, их смелость и стойкость либо предвидя скорое разорение своего города, ушли со своими вождями, взяв жен и детей и унеся все, что могли. Они бежали с другой стороны города, через маленькие ворота, проделанные намного раньше. Решившись бежать, они метнули в нас много греческого огня, весьма для нас гибельного, поскольку его нес сильный ветер, дувший со стороны города. Но этот ветер, вдруг поменяв направление, понес огонь на Дамьетту, где сжег несколько человек; он нанес бы там больше ущерба, если бы рабы, оставшиеся там, не принялись его тушить, как умели, и по воле Божьей»[184].