История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

«…мы твердо намерены оказывать помощь генералу Деникину и Русской Добровольческой армии. В этих обстоятельствах любой компромисс с их врагами, если он не диктуется абсолютной военной необходимостью, по моему мнению, будет разрушительным для их интересов и поэтому ошибочным. Несмотря на то что союзники не смогли предотвратить вторжение в Крым армии большевиков, в высшей степени важно не позволить им захватить ценные ресурсы Севастополя. Если они получат базу, это создаст постоянную угрозу нашим морским коммуникациям на Черном море, и нам придется возобновить противолодочную войну и защищать торговые суда от нападений».

Гоф-Колтроп ясно дал понять Амету, что «если эвакуация Севастополя превратится в военную необходимость», то делом «первостепенной важности будет разрушение без возможности восстановления всех кораблей и военного имущества… которое может тем или иным способом использоваться против союзников». Более того, он предупреждал, что «предыдущий опыт взаимодействия с большевиками не дает оснований предполагать, что мы можем рассчитывать на строгое соблюдение обязательств, которые они взяли на себя, подписав соглашение с нами»[1090].

Обязанности Калм-Сеймура не позволяли ему сосредоточить все свое внимание на Севастополе. Он должен был поддерживать войска Добровольческой армии и помогавшие им британские подразделения. В то время как Красная армия окружала Севастополь, остатки Добровольческой армии в Крыму защищали Керченский полуостров, построив линию обороны поперек перешейка к востоку от Парпача. Корабли союзников (британские, французские и греческие) заняли позиции к северу (в Арбатском заливе) и к югу (в Феодосийском заливе) от полуострова, чтобы оказывать обороняющимся огневую поддержку[1091]. 19 апреля Калм-Сеймур отбыл из Севастополя в Новороссийск, где планировал встретиться с генералом сэром Джорджем Милном, главнокомандующим сухопутными силами Черноморского региона, а затем вместе с Милном встретиться с Деникиным в Екатеринодаре (современный Краснодар) на Кубани. Но британский адмирал так и не добрался до пункта назначения. По пути он получил тревожное сообщение от корабля Королевских ВМС «Калипсо», что французский флот взбунтовался и что было принято решение об эвакуации из Севастополя. Калм-Сеймур немедленно повернул назад; это произошло в ночь с 20 на 21 апреля. По прибытии в Севастополь, в 11:00, капитан Тезингер доложил, что случилось в его отсутствие.

Вечером 19 апреля волнения начались на линкоре «Жан Бар», а затем распространились на «Франс». 20 апреля к протестам присоединились экипажи линкоров «Жюстис», «Мирабо» и «Верньо». На кораблях «Жан Бар» и «Франс», центрах мятежа, были подняты красные флаги, а матросы громко пели «Интернационал». В попытках погасить бунт на двух линкорах начальство сначала поспешно запретило, а затем разрешило увольнительные на берег[1092]. Около пятисот человек с этих кораблей сошли на берег, чтобы устроить «демонстрацию вместе с местными большевиками», которые расхаживали по улицам Севастополя с красными флагами. Патруль с «Жана Бара» попытался остановить их и дал несколько залпов поверх голов демонстрантов, а затем греческие солдаты стали стрелять прямо в толпу. Обстановка еще больше обострилась, когда полковник Труссон объявил общую тревогу и приказал дать три залпа шрапнелью по демонстрантам. В результате «погибли около сорока французов и русских». Демонстрация была рассеяна, и моряки вернулись на корабли, но мятеж распространился на другие французские суда, стоявшие на якоре в Севастопольской бухте. Мятежники потребовали, чтобы французская эскадра немедленно возвращалась во Францию, и заявили, что экипажи отказываются выполнять свои обязанности до тех пор, «пока не будет названа дата отплытия». Они потребовали, чтобы их делегатам предоставили право связываться друг с другом на разных кораблях. И самое главное, французские матросы «отказались стрелять в большевиков»[1093].