История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Утром 13 ноября 1920 г. авангардные части Красной армии дошли только до села Сарабуз (в настоящее время Гвардейское), приблизительно в 24 километрах к северу от Симферополя. Впервые за много дней Врангель мог позволить себе немного расслабиться. Вместе с адъютантом он прогулялся по центру города. «Улицы были почти пусты, — вспоминал он, — большинство магазинов закрыто». У последнего главнокомандующего Белой армией «крепла уверенность, что погрузка пройдет благополучно, что всех удастся погрузить». Кутепов вместе со своим штабом прибыл в Севастополь в сумерки. Он проинформировал главнокомандующего, что планирует закончить погрузку «к десяти часам утра». Врангель приказал арьергарду своей армии занять линию укреплений, оставшихся от Крымской войны. Но штурма города, как в 1855 г., он не ждал и поэтому приказал завершить эвакуацию из города к полудню 14 ноября[1150].

Весь день 13-го числа погрузка на корабли, несмотря на огромное количество народа, проходила гладко. «Поток беженцев иссяк на второй день к вечеру». Екатерининская улица, одна из лучших в городе, стала «неузнаваемой». По словам очевидцев, везде «валялись рваная бумага, какие-то лохмотья, навоз, стояли брошенные телеги, и голодные лошади грызли кору сломанных деревьев». В центре магазины закрылись. По свидетельству другого очевидца, «главная сутолока на этот раз не у пристаней, туда не торопились, а у ресторанов и кафе». Причина достаточно проста: опытные солдаты никогда не упускают возможность поесть и выпить перед новым походом. «Добровольцы, народ обстрелянный, знали, что неприятель еще далеко, и можно несколько часов повременить с погрузкой»[1151].

Четырнадцатилетний подросток Алексей Сапожников оставил яркое описание одного эпизода, произошедшего в предпоследний день власти белых в Севастополе. «В середине дня на Нахимовскую площадь вдруг въехал большой отряд донских казаков, — вспоминал он. — Они выстроились у памятника Нахимову большим каре и спешились». В середину вышел казачий генерал и обратился к ним с речью: «Мы покидаем Родину, быть может, навсегда, кто хочет, может остаться». Подавляющее большинство казаков стали снимать вьюки и строиться колонной, чтобы идти на пристань. «Человек пятнадцать, наоборот, сели верхом… и медленно поехали прочь». «Мы подошли ближе, — продолжает Сапожников, — казаки прощались с конями, и один старый вахмистр, обнимая свою лошадь, со слезами просил нас взять ее и передать в хорошие руки»[1152]. Затем казаки погрузились на катеры и баркасы, которые повезли их на рейд, где стояли транспорты и военные корабли.

Утром 14 ноября Врангель объехал рейд на катере и осмотрел перегруженные суда, прежде чем они покинули Севастополь. Затем он вернулся на Графскую пристань и обратился к небольшой группе юнкеров, стоявших на Нахимовской площади. В своей последней речи на русской земле Врангель заявил: «Оставленная всем миром обескровленная армия, боровшаяся не только за наше Русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идем на чужбину, идем не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой»[1153]. В 13:40 он вернулся на катер и направился к крейсеру «Генерал Корнилов». «С нагруженных судов неслось „ура!“», — с гордостью вспоминал Врангель.

Покинув рейд, «Генерал Корнилов» пошел вдоль берега и стал на якорь у Стрелецкой бухты, где заканчивалась погрузка на корабли. Приблизительно в 2:30, когда все корабли вышли в море, Врангель приказал флагману держать курс на Ялту. По прибытии, в 9:00, погрузка там уже закончилась. Врангель последний раз сошел на крымский берег. «В городе было полное спокойствие». Затем он «обошел суда, беседуя с офицерами и солдатами». Они подтвердили, что белая кавалерия прикрывала их отход, и они усиленными переходами сумели оторваться от преследовавших их частей Красной армии. Ожидать противника в Ялте можно было «не ранее следующего дня». Вернувшись на «Генерала Корнилова», Врангель наблюдал, как транспорты выходят в море. Отовсюду гремело «ура». «Велик русский дух, — размышлял он, — и необъятна русская душа…»