История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

«Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда… По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства, с их семьями, и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага… Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье».

Одновременно правительственное заявление предупреждало жителей о «тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России» и объясняло, что «совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих», поскольку ни одно иностранное государство пока не пообещало их принять. Это заявление, ставившее целью уменьшить потребность в кораблях, советовало «всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилия врага, — остаться в Крыму»[1145]. Однако правительство не объясняло, как узнать заранее, на кого обрушатся репрессии большевиков. Десятки тысяч людей решили эвакуироваться в самый последний момент — те, кто не захотел полагаться на жестокую судьбу.

В ночь с 11 на 12 ноября Фрунзе направил Врангелю радиограмму, в которой потребовал капитуляции Русской армии в Крыму. Существует несколько версий этой радиограммы, но не подлежит сомнению, что Фрунзе гарантировал сложившим оружие «полное прощение в отношении всех проступков, связанных с гражданской борьбой», что явно превышало полномочия, данные ему Лениным. Действительно, руководитель большевиков критиковал командующего Южным фронтом за мягкие условия, подчеркивая, что, по его мнению, если противник не примет этих условий, его следует безжалостно уничтожить[1146]. Врангель не ответил на радиограмму; он не только «приказал закрыть все радиостанции за исключением одной, обслуживаемой офицерами», но и приложил все силы, чтобы эвакуировать из Крыма как можно больше людей[1147].

Красная армия преследовала войска Врангеля, отступавшие к портам погрузки. 6-я армия двигалась на Евпаторию и Симферополь, 1-я конная армия нанесла удар на юг, в направлении Севастополя, 4-я армия направлялась к Феодосии, а 2-я конная армия — к Керчи. Несмотря на требования Фрунзе, Красная армия продвигалась медленно, и ей удавалось отрезать лишь небольшие группы отступавшего противника. Арьергарды Русской армии почти не вступали в столкновение с противником — на переполненных дорогах, ведущих к портам, серьезных боев не было. Воздушных атак на колонны тоже не предпринималось. Как вспоминал Врангель, отступление «шло почти без соприкосновения с противником». Белым снова сопутствовала удача.

Описывая положение в Севастополе в последние два дня, Врангель подчеркивает, что эвакуация проходила в «полном порядке». «Несколько лиц, пытавшихся самоуправными действиями внести беспорядок, были тут же схвачены, и один из них, солдат автомобильной команды, по приговору военно-полевого суда через два часа расстрелян». Вне всякого сомнения, такое показательное правосудие помогало поддерживать дисциплину в это неспокойное время. Желающих уехать оказалось очень много, так что первоначальные расчеты штаба были «значительно превзойдены»[1148].

Картину дополняют рассказы очевидцев о последних днях власти белых в Севастополе. «Город бурлил. Около пристаней толпы народу, груды вещей. Грузятся военные учреждения и гражданское население». Тем временем в центре города «торгуют магазины, распродавая товар по баснословным ценам». Денежные знаки Главного командования еще принимали, однако они быстро обесценивались. Предвидя перебои со снабжением, население делало запасы. «У булочных стоят огромные очереди, ожидая выпечки». На пристанях нарастало напряжение. «Памятуя Одессу и Новороссийск, гражданские лица чуть ли не штурмуют пароходы». Во второй половине дня в городе появились телеги с беженцами из центральных районов Крыма. К утру следующего дня Вокзальный спуск и вся Екатерининская до Графской пристани были запружены колясками, телегами и людьми; непрерывный поток тянулся мимо железнодорожного вокзала до Воронцовской дороги на окраине города. В ночь с 12 на 13 ноября Врангель перенес свой штаб в гостиницу Киста на Нахимовской площади. В Большом дворце дежурные сжигали армейские документы и карты[1149]. С наступлением ночи в городе наступила зловещая тишина.