История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

«Мы держались стойко и мужественно, а сражение было таким ожесточенным, что за четыре дня, с 31 октября по 3 ноября, мы потеряли 70 % состава. Нам приказали отойти к Мекензиевым высотам, но немцы не смогли прорваться к Севастополю. Их наступление было остановлено. Из-за очень больших потерь командование Черноморского флота приказало вывести наше подразделение с передовой. Вместе с преподавателями мы вернулись в училища и снова приступили к учебе. Мы также патрулировали Севастополь, следя за соблюдением светомаскировки и помогая поддерживать порядок в городе. В живых осталось только 300 человек»[1278].

Во время этого боя погиб курсант того же училища Александр Иванович Мальцев. Когда у него закончились патроны, он отказался сдаться в плен и с криком «Моряки не сдаются!» бросил последнюю гранату в приближающихся немцев. За проявленное мужество Мальцев был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Памятник погибшим курсантам военно-морского училища береговой обороны можно увидеть над Инкерманом, рядом с дорогой на Симферополь[1279].

Бои, подобные тому, в котором участвовал юный Глушаков и его боевые товарищи, был типичен по своей ожесточенности и потерям среди защитников Севастополя; многие бойцы этих наспех собранных частей не имели должной подготовки и оружия, а в самих подразделениях отсутствовала необходимая командная структура. Отступающие части Приморской армии еще не могли помочь в обороне города. 31 октября Петров и члены военного совета его армии собрались на совещание в маленькой деревне Сарабуз, к северу от Симферополя — как раз в это время Глушаков сражался к юго-западу от Бахчисарая, что характеризует переменчивость ситуации, когда не было конкретной линии фронта. На совещании присутствовали генерал-майоры Василий Воробьев и Трофим Коломиец, а также полковник Иван Ласкин, командующие соответственно 95, 25 и 172-й пехотными дивизиями; к ним присоединились командующие 2-й и 40-й кавалерийскими дивизиями полковники Петр Новиков и Филипп Кудюров[1280].

По свидетельству очевидцев, Петров был беспощадно честен в оценке ситуации: «Противник захватил Джанкой и преследует части 51-й армии, которые отходят к Керченскому полуострову». Затем он отметил: «Сегодня утром немецкие танки появились в нескольких километрах южнее Симферополя. Дорога на Севастополь, идущая через Бахчисарай, по-видимому, уже перерезана». Таким образом, Приморская армия может попасть в окружение: «противник обошел нас уже с трех сторон». Однако «путь на Керчь еще не закрыт». Петров подчеркнул, что «Севастополь — главная база Черноморского флота. Удержать ее необходимо ради сохранения нашего господства на Черном море. Не секрет, что с суши город не прикрыт: полевых войск там нет». В заключение он предупредил военный совет: «Если к нему не пробьется Приморская армия, если значительные силы противника ее опередят, Севастополь может пасть»[1281]. Затем Петров выслушал мнения подчиненных. Большинством всего в один голос военный совет решил идти к Севастополю, а не на соединение с остатками 51-й армии на Керченском полуострове.

Биограф Петрова отдает должное своему герою за это решение, хваля его за проявленное «широкое стратегическое мышление». Командующий Приморской армией понимал, что «с потерей Севастополя противник сможет силами флота выйти прямо к побережью Кавказа». Более того, «удерживая черноморскую базу, наши войска оставались в тылу врага и тем самым сохраняли за собой часть Крымского полуострова». Однако главным аргументом для обороны Севастополя, как и в случае Одессы, была попытка как можно дольше отвлекать максимальное количество сил врага. Все немецкие или румынские дивизии, «увязшие» в боях за Севастополь, «не смогут участвовать в наступательных операциях в направлении Кавказа»[1282]. Петров оказался прав: оборона Севастополя продолжалась 250 дней. Сопротивление советских войск отвлекло от пяти до десяти дивизий противника, а вся Крымская кампания потребовала дополнительных ресурсов.