История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Атаки румынских и немецких войск следовали одна за другой, и давление на защитников Севастополя постепенно усиливалось. «Весь день шли ожесточенные бои, — записывал Октябрьский 9 июня. — 79 бригада в основном осталась на том же рубеже. 345 СД [стрелковая дивизия] весь день дралась героически». И все же четыре дивизии LIV корпуса Хансена неуклонно продвигались к северному берегу Севастопольской бухты. Командующий Черноморским флотом кратко отмечал: «Станция Мекензиевы горы три раза переходила из рук в руки. Вечером станция Мекензиевы горы — наши части на южной окраине, противник на северной». Вечером Октябрьский получил важную моральную поддержку: «…привет от всех флотов: тт. балтийцы, северяне, амурцы, тихоокеанцы шлют привет героям Севастополя, надеются на нашу победу»[1406]. Но пожелания успеха не могли заменить подкреплений и оружия, необходимых для сохранения главной базы Черноморского флота.

По другую сторону линии фронта Манштейна все больше беспокоила неспособность одиннадцатой армии нанести серьезный урон обороне Севастополя. Осознав, что применяемая до сих пор тактика неэффективна, он 8 июня издал приказ, требующий лучшего взаимодействия родов войск на поле боя. Манштейн отмечал, что «результат интенсивного артиллерийского огня и ударов авиации» не используется «немедленно и в полной мере». Признав, что фланговый огонь противника и пересеченная местность затрудняют продвижение пехотных полков, Манштейн принял ряд мер для исправления ситуации. В их число входили более концентрированный огонь артиллерии, чтобы нейтрализовать или уничтожить вражеские цели, более эффективный контрбатарейный огонь и не в последнюю очередь усиленная разведка минных полей[1407]. Особое беспокойство вызывала проблема мин на северном участке фронта (LIV корпус). Согласно рапорту, составленному начальником инженерной службы одиннадцатой армии генерал-майором Густавом Берингером, русские мины были «рассредоточены по всей территории», но минных полей было относительно немного. В первые четыре дня наземного наступления жертвами мин стали 153 человека — в целом не слишком большое число, но для устранения этой угрозы потребовалось две трети инженерных ресурсов армии. Только за четыре дня, 7–10 июля, немецкие саперы обезвредили 15 600 мин, но это была лишь небольшая часть мин, установленных советскими защитниками города[1408].

Манштейн понял, что кроме усиления взаимодействия подчиненных ему войск единственный способ развить успех — бросить в прорыв свежие пехотные части. В письме начальнику Генерального штаба немецкой армии генерал-полковнику Францу Гальдеру от 9 июня 1942 г. он повторил просьбу выделить «хотя бы один полк» из дислоцированной в Керчи 46-й дивизии, подчеркивая тот факт, что каждая из четырех пехотных дивизий, участвующих в наступлении на северном участке, понесла потери не менее тысячи человек[1409].

НАСТУПЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ: 10–16 ИЮНЯ 1942 Г.

Несмотря на ожесточенные бои первых трех дней и сопровождавшие их потери, боевой дух обеих противоборствующих сторон не ослабевал — все понимали, что приближается решающий этап. На северном и северо-восточном участках обороны города советские войска пытались стабилизировать положение, а немецкие усиливали давление. 132-я дивизия Линдемана и 50-я дивизия Шмидта сумели лишь немного продвинуться вперед, тогда как 22-я пехотная дивизия Вольфа успешно развивала наступление, вклинившись в северный участок оборонительных линий противника. В центре 65-й полк этой дивизии после захвата станции Мекензиевы горы временно перешел к обороне и отражал многочисленные контратаки советских войск. К востоку от него 47-й полк 11 июня достиг нефтебазы Черноморского флота на северной оконечности Севастопольской бухты — это было лучшее достижение LIV корпуса с начала сражения.

Два дня спустя, 13 июня, 16-й пехотный полк на правом фланге 22-й дивизии штурмом взял форт «Сталин» (батарея ПВО № 365). Командир батареи старший лейтенант Иван Семенович Пьянзин отправил последнюю радиограмму: «Отбиваться нечем. Личный состав весь вышел из строя. Открывайте огонь по нашей позиции и командному пункту»[1410]. За проявленное мужество Пьянзину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Сегодня на месте батареи установлен монумент, увековечивающий память командира и его подчиненных, сражавшихся до самого конца. Этот локальный эпизод не повлиял на общий ход сражения, однако взятие данного укрепленного пункта имело для одиннадцатой армии символическое значение. Солдаты Дитриха фон Хольтица, не добившиеся успеха в ледяном декабре, радовались победе в разгар жаркого крымского лета. Их жертвы были не напрасны. Один тяжелораненый немецкий солдат шутил: «Все не так плохо — Сталин у нас» (имеется в виду одноименный форт)[1411].