История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Октябрьский признавал, что день 17 июня был «тяжелым». В бесплодной попытке остановить наступление LIV корпуса он ввел в бой свой последний резерв — недавно прибывшую 138-ю стрелковую бригаду[1421]. Немецкая 24-я дивизия продолжала наступать в южном направлении и 21 июня подошла к Северному и Константиновскому фортам, прославившимся во время Крымской войны. Эти устаревшие оборонительные позиции защищали малочисленные подразделения советских войск, не имевшие никаких шансов на успех. Но их мужество вошло в анналы Севастополя. Семьдесят четыре морских пехотинца под командованием капитана Евсеева три дня и три ночи отражали все атаки на Константиновский форт. «Лишь на рассвете четвертого дня, — писал Леонид Соболев, — приказ отозвал их на последний корабль». Оставшиеся в живых несли раненых и оружие: «Они шли к воде молча, неторопливо, изодранные, засыпанные каменной пылью, израненные, шли торжественной процессией героев, грозным и прекрасным видением черноморской славы, правнуки севастопольских матросов, строивших когда-то этот старый форт»[1422].

Слева от 24-й дивизии ее конкурент, 22-я дивизия из Нижней Саксонии, продвигалась еще быстрее. Ее передовые части в ночь с 18 на 19 июня достигли Голландской бухты, то есть берега Севастопольской гавани. Солдат Вольфа отделяла от центра города только полоса воды. Запись в дневнике Октябрьского указывает, что обычно невозмутимый адмирал был встревожен — впервые с начала второй обороны Севастополя. «Противник рвется к городу, занял Бартеневку, Братское кладбище, — сообщал он 18 июня. — 95 СД [стрелковая дивизия] начисто разбита, остатки сражаются на северных укреплениях». В результате защищать Северную часть Севастополя было практически некому. К этому времени снабжение города и его защитников все больше зависело от подводных лодок. Например, 18 июня шесть подводных лодок разгрузились в порту и взяли курс назад, на Кавказ. «Ожидаем еще 4, — оптимистично отметил Октябрьский, прибавив: — Только они спасение сейчас»[1423].

В следующие два дня немецкие 24-я и 22-я пехотные дивизии захватили вершины скал вдоль северного берега Севастопольской бухты. На восточном фланге LIV корпуса 50-я дивизия сумела выйти к нефтехранилищу и Старому форту под Инкерманом. Южнее румынская 1-я горная дивизия также сумела продвинуться достаточно далеко. На участке XXX корпуса переломным днем стало не 17, а 16 июня, когда были прорваны советские линии обороны, прикрывавшие Сапун-гору. Но за каждый шаг приходилось платить высокую цену.

Немцев все больше раздражали трудности наступления на Севастополь, и они пытались подорвать боевой дух советских войск с помощью пропагандистских радиопередач. Эти пропагандистские операции были направлены в основном против флота и его морской пехоты. Как рассказывал Войтехов, их радиопередачи, как правило, начинались с обращения к морским пехотинцам, которых немцы боялись больше всего и называли «черной смертью». Обычно в них содержался призыв — как правило, от имени немецких моряков — очнуться от опиумного сна большевистской пропаганды и перейти на сторону противника. Взамен они получат возможность не расставаться с Черным морем, а фюрер подарит каждому моторный баркас.

В ответ на такую несусветную чушь защитники города хохотали во все горло. Советские командиры умело использовали эту реакцию в своих целях. Смех записывался и передавался по радио, а иногда с помощью громкоговорителей. Такая издевка бесила немцев, которые открывали артиллерийский огонь и включали сирены, тщетно пытаясь заглушить смех[1424].

Несмотря на все успехи борьбы с немецкой пропагандой, в последнюю неделю июня 1942 г. положение войск под командованием Октябрьского и Петрова было очень тяжелым. Например, 25 июня в 22:30 Октябрьский записал в дневнике: «Доложили, что 25 СД [стрелковая дивизия], 3 ПМП [полк морской пехоты], 8 бр[игада] МП якобы окружены». Поэтому он отдал приказ этим частям отойти на новый рубеж. Чувствуя приближающуюся катастрофу, Октябрьский отмечал: «Обстановка все сложнее. Резервов нет, сил мало, драться еще будем… Вновь было более 500 самолетоналетов. Бьет главным образом наши войска, гавани». На следующий день Октябрьский позволил себе более дерзкое замечание: «Двадцатые сутки отбиваемся от бешеных атак. Да, г. Манштейн, не так просто покорить морской героизм славных черноморцев. Еще поборемся…» Тем не менее в этот день Севастополь пережил более 450 самолетоналетов, во время которых было сброшено 2500 бомб. Бомбардировочная авиация «продолжает решать все вопросы: топит, бьет». «Замучили, сволочи!» — восклицает адмирал[1425].