Но требовалось обращаться и к внешней аудитории — в данном случае приглушить плохие новости. Стремясь избежать международного унижения от опубликованных репортажей о церемонии капитуляции, Сталин приказал на рассвете 1 июля 1942 г. эвакуировать командование и гражданскую администрацию Севастопольского оборонительного района, в том числе вице-адмирала Октябрьского. Таким образом, немецкая пропагандистская машина не получила фотографий, подобных тем, которые опубликовали японцы в Сингапуре, — как 15 февраля 1942 г. генерал-лейтенант Артур Персиваль в сопровождении парламентера с белым флагом сдается своему японскому противнику, генерал-лейтенанту Ямасите Томоюки. Сталин понимал, что нет смысла лишаться опытных военачальников, хорошо зарекомендовавших себя в сражениях за Одессу и Севастополь. Войска, оставшиеся без командиров, были брошены на произвол судьбы — только один генерал остался со своими подчиненными и разделил их судьбу. Для остальных 97 тысяч офицеров, солдат, моряков и летчиков, а также переживших осаду местных жителей спасения не было.
Истинный масштаб катастрофы, которая постигла Красную армию летом 1942 г. под Севастополем, в то время скрывали и от военных, и от советского народа. В современную информационную эпоху крайне маловероятно, что новости о подобной катастрофе можно отрицать долгое время — и дома, и за рубежом. Тем не менее информацией можно манипулировать для достижения определенной цели, создав повествование, сглаживающее или вообще устраняющее влияние фатальных новостей.
На первый взгляд из всех войн Севастополя самой странной выглядит «третья оборона» города в феврале 2014 г. от предполагаемой угрозы со стороны украинских националистов и одновременное присоединение Крыма Россией. Как можно «защитить» город или захватить полуостров, не сделав ни одного выстрела? Мир смотрел на эти события со смесью удивления и растерянности. Было невозможно определить (по крайней мере, поначалу) ни организаторов, ни исполнителей действий, которые отделили Крым от Украины. Двусмысленность и отрицание — две характеристики операции, которую проводила Россия[1684].
В конце 2000 г. в военных кругах почти не обратили внимания на новую доктрину неявной, или гибридной, войны. Опубликованное в 2007 г. новаторское исследование Фрэнка Хоффмана «Конфликт в XXI в.: Появление гибридных войн» (Conflict in the 21st Century: The Rise of Hybrid Wars) лишь ненадолго взбудоражило сообщество представителей военной науки[1685]. Термин «гибридная война» указывает на ее комплексный характер и колебания интенсивности и продолжительности в зависимости от стратегической и оперативной обстановки. Она может сочетать боевые действия регулярной армии с использованием разного рода государственных и негосударственных (в том числе невоенных) формирований, а также ненасильственных методов современной информационной и кибервойны, традиционного дипломатического и экономического давления. Для противостояния формально более сильным правительственным войскам повстанцы могут обращаться к смеси террористических, партизанских и информационных действий[1686]. Таким образом, гибридная война является «многомерной» (возможно, это более точный термин, чем «гибридная»): к ней могут прибегать как сильные, так и слабые. Никто не обладает монополией на ее цели и методы.
После присоединения Крыма Россией гибридная война стала ассоциироваться с Валерием Герасимовым, начальником Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации. Его статья в еженедельнике «Военно-промышленный курьер» под названием «Ценность науки в предвидении» привлекла внимание к размыванию понятий войны и мира и к «невоенным мерам». В частности, Герасимов отмечает роль «сил специальных операций и внутренней оппозиции для создания постоянно действующего фронта на всей территории противостоящего государства»[1687]. Оглядываясь назад на события 2014 г. в Крыму, легко сосредоточиться на этой конкретной теме и не заметить более общих выводов, содержащихся в подзаголовке статьи В. Герасимова: «Новые вызовы требуют переосмыслить формы и способы ведения боевых действий». Современная многомерная война, к которой прибегают российская и другие армии, является всеобъемлющим способом войны, и, похоже, именно ее выбрала Россия, опираясь на широкий спектр насильственных и ненасильственных возможностей.