Читаем История культуры Санкт-Петербурга полностью

Шварц полагал, что Лебедев – как и Акимов, и Козинцев – принадлежал к поколению безмерно одаренных петроградских артистических денди 20-х годов, творческий потенциал которых давал им возможность работать на высшем уровне современной культуры, тогда как жестокие жизненные обстоятельства подталкивали к конъюнктурным, хотя и высокопрофессиональным поделкам. Только этически состоятельная личность могла выиграть эту неравную схватку с безжалостной эпохой. А по суровому мнению Шварца, «душа Лебедева была свободна и от Бога, и от дьявола. Дух Божий веял в душе сноба, который всякую веру нашел бы постыдной. Кроме одной… Лебедев веровал в сегодняшний день, любил то, что в этом дне сильно, и презирал, как нечто не принятое в хорошем обществе, всякую слабость и неудачу».

Подобная система ценностей (или отсутствие таковых) представляла собой измену вековым традициям русской культуры, всегда встававшей на защиту «униженных и оскорбленных». За эту измену Лебедев, который продолжал иллюстрировать детские книги до последних дней своей жизни (он умер в Ленинграде в 1967 году, 76 лет от роду), заплатил очевидной выхолощенностью и бессодержательностью своего позднего стиля. И теперь переиздаются главным образом его ранние замечательные работы.

* * *

Детские тексты молодого Евгения Шварца в свое время также были весьма популярны, и их даже хвалил Мандельштам, которому, как известно, трудно было угодить. Но в историю русской литературы он вошел не ими, а несколькими своими пьесами, написанными по заказу Акимова, среди которых выделяются «Голый король», «Тень» и особенно «Дракон».

По форме эти пьесы – сказки («Голый король» и «Тень» созданы по мотивам знаменитых произведений Ганса Христиана Андерсена), но обращены они главным образом, хотя и не исключительно, к взрослой аудитории. Шварц восхитительно использовал широчайший спектр выразительных приемов, виртуозно сплавляя фантастику, иронию, пародию, лирику, памфлет. Его пьесы можно читать как притчи с моралью, но при этом они сценичны, увлекательны и трогательны, побуждают зрителя и рассмеяться, и заплакать.

Как и в случае с историческими политическими аллегориями в прозе Тынянова, пьесы Шварца переполнены политическими намеками и аллюзиями, которые легко разгадывались советской аудиторией. Как это удавалось и Тынянову, Шварц выходил за пределы текущей политической ситуации своего времени, благодаря чему его пьесы остаются актуальными на каждом новом витке современной русской истории. Но в отличие от Тынянова Шварцу пришлось претерпеть гораздо больше мучений от советской цензуры. Пьесы, как и кинофильмы, власти в России подвергали несравненно более тщательному рассмотрению, чем книги, и все лучшие произведения Шварца прошли через длительные периоды официальных запрещений.

В самом деле, цензоров должны были бесить выведенные Шварцем персонажи – Людоед, служащий в полиции; Тень, заправляющая делами государства; Вампир-бюрократ. Особенно многострадальная судьба постигла написанного в 1943 году «Дракона», являющегося одной из величайших русских пьес XX века. В ней Шварц рассказал о некоем сказочном городе, где правит страшный Дракон, в котором советский зритель без труда узнал бы Сталина. Дракон запугал и развратил своих подданных. «Безрукие души, безногие души, глухонемые души…» – говорит он о них с презрением.

Как вспоминал Каверин, познакомившийся с «Драконом» еще в рукописи, его первых читателей поразил шварцевский беспощадный анализ советского конформизма: «…атмосфера немыслимости борьбы с насилием, попытка оправдать то, что оправдать невозможно, – все это наше, пережитое, выстраданное». Заезжий благородный рыцарь убивает Дракона, но подлинная свобода к людям так и не приходит: власть в городе захватил бывший верный подручный чудовища, наглый и лицемерный Бургомистр. Дракона нет, но тирания «с человеческим лицом» продолжается…

В 1944 году Шварц и Акимов пытались провести «Дракона» на советскую сцену под видом «антифашистской» сатиры. Но даже тогда, в годы войны с Гитлером, когда жестокость идеологической цензуры в России была сравнительно ослабленной, пьеса была немедленно и решительно запрещена. Разрешили ее поставить в Ленинграде только в 1962 году, через четыре года после смерти автора.

На спектакли «Дракона» в Театр комедии, блистательно реализованные Акимовым в качестве и режиссера, и сценографа, стремился весь город. Все старались посмотреть пьесу до того, как ее закроют вновь. А такая угроза была весьма реальной, так как в пройдохе Бургомистре зрители видели сменившего грозного Дракона-Сталина тогдашнего хозяина страны, говорливого и малообразованного Никиту Хрущева. «Дракон» Шварца, как и другие его пьесы, оказался пророческим.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже