Читаем История культуры Санкт-Петербурга полностью

Проводы поэта-футуриста Бенедикта Лившица на фронт в 1914 году. Слева направо: Осип Мандельштам, Корней Чуковский, Лившиц, художник Юрий Анненков. Только Чуковский дожил в России до преклонного возраста. Анненков эмигрировал, а Лившица и Мандельштама затянула воронка сталинского террора.


На футуристической выставке в Петрограде в 1915 году «Черный квадрат» Казимира Малевича был помещен высоко в углу, точно икона. Эта легендарная картина действительно стала иконой мирового абстрактного искусства.


После Февральской революции в Петрограде: разгром полицейского архива.


В 1918 году по решению Ленина правительство страны переехало из Петрограда в Москву; Северной столице был нанесен непоправимый политический и экономический урон. Однако после смерти Ленина в 1924 году Петроград был переименован в Ленинград.

Рисунок с натуры Натана Альтмана, 1920.


Одним из парадоксов революционного искусства стал агитационный фарфор: изысканные сервизы в голодном городе.

Тарелка работы Сергея Чехонина, умершего в Германии в 1936 году.


Петроградские художники на службе революции.

Плакат Владимира Лебедева «Красноармеец и матрос», 1920.


В авангарде петроградского балета: Жорж Баланчивадзе (будущий Джордж Баланчин) со своей первой женой, Тамарой Жевержеевой, в па-де-де, поставленном им самим, 1923.


«Петербургский чудак» Левкий Жевержеев, отец Тамары и покровитель футуристов, финансировал постановку трагедии «Владимир Маяковский».


Художник Владимир Дмитриев – друг Баланчина, вместе с ним основавший экспериментальный «Молодой балет». Впоследствии четыре раза получал Сталинскую премию, но после ареста жены жил в постоянном страхе и умер от сердечного приступа в возрасте 47 лет.


Обложка брошюры, выпущенной к постановке «танцсимфонии» Федора Лопухова «Величие мироздания». Этот балет оказал огромное влияние на молодого Баланчина.


Эскиз костюма пристава к «Ревизору» Гоголя, поставленному в 1927 году в ленинградском Доме печати режиссером Игорем Терентьевым. Спектакль был оформлен учениками художника Павла Филонова.


Иллюстрация Владимира Лебедева (1929) к стихотворению Самуила Маршака «Цирк». Детские книжки Лебедева подверглись критике как «формалистические», в передовице «Правды» (1936) его обозвали «художником-пачкуном».


Обвинение в формализме долгие годы висело над «Фабрикой эксцентрического актера» (ФЭКС), основатели которой, кинорежиссеры Григорий Козинцев (на снимке слева) и Леонид Трауберг (второй справа), стали впоследствии ведущими режиссерами «Ленфильма».


Перейти на страницу:

Все книги серии Диалоги о культуре

Наш советский новояз
Наш советский новояз

«Советский новояз», о котором идет речь в книге Бенедикта Сарнова, — это официальный политический язык советской эпохи. Это был идеологический яд, которым отравлялось общественное сознание, а тем самым и сознание каждого члена общества. Но гораздо больше, чем яд, автора интересует состав того противоядия, благодаря которому жители нашей страны все-таки не поддавались и в конечном счете так и не поддались губительному воздействию этого яда. Противоядием этим были, как говорит автор, — «анекдот, частушка, эпиграмма, глумливый, пародийный перифраз какого-нибудь казенного лозунга, ну и, конечно, — самое мощное наше оружие, универсальное наше лекарство от всех болезней — благословенный русский мат».Из таких вот разнородных элементов и сложилась эта «Маленькая энциклопедия реального социализма».

Бенедикт Михайлович Сарнов

Культурология

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология