Без Пушкина мифа о Петербурге, вероятно, не было бы. Силой своего воображения поэт поместил монумент Фальконе в центр петербургской легенды. После поэмы «Медный всадник» этот памятник олицетворяет величие и бессмертную красоту города, но также напоминает о тяжких бедах, выпавших на долю Северной столицы.
Автопортрет Пушкина, 1829.
Медный всадник преследует несчастного Евгения: в поэме Пушкина конная статуя – не только сам Петр I, но воплощение безжалостной силы государства. Что важнее – счастье маленького человека или торжество великой империи? Гениальность Пушкина в том, что он не дает прямого ответа на этот вопрос.
Иллюстрация Александра Бенуа к «Медному всаднику», 1916.
Михаил Глинка – отец петербургской музыки: в его «Вальсе-Фантазии» эротическое томление приобретает спиритуальный оттенок. Эта музыка предвосхищает и Чайковского, и Ахматову.
Императорский Петербург зимой: величавый вид на Неву и Исаакиевский собор.
Литография середины XIX века.
Гоголь сотворил свой альтернативный миф о Петербурге: в его произведениях возник город-мираж, город-монстр. Туман, тьма и холод…
Рисунок Натана Альтмана, 1934.
Гоголевский Невский проспект: «Всё обман, всё мечты, всё не то, чем кажется!»
Достоевский о Петербурге: «Виноват, не люблю я его. Окна, дырья, – и монументы».
Гравюра на дереве Владимира Фаворского, 1929.
Призрачный Петербург Достоевского – один из величайших образов мировой литературы. Иллюстрация Мстислава Добужинского к «Белым ночам» погружает нас в атмосферу тихого отчаяния.
В вокальном цикле Мусоргского «Без солнца» Петербург, как и в романах Достоевского, отвергает «униженного» человека. Этот портрет был создан Ильей Репиным за десять дней до смерти композитора от алкоголизма в 1881 году.
В балете Чайковского «Спящая красавица», поставленном Мариусом Петипа, молодой Александр Бенуа увидел «смесь странной правды и убедительного вымысла», позволявшую освободиться от влияния петербургских мифов Гоголя и Достоевского.
Фотография 1890 года, сделанная после премьеры «Спящей красавицы» в Мариинском театре.
Архитектурная гармония Петербурга, классическая стройность его зданий отразились в ностальгических балетах Петипа.
Шестая симфония Чайковского пронизана чувством обреченности, в ней композитор отпевает не только себя, но и Петербург. Чуткая душа Чайковского первой ощутила приближение исторических катаклизмов.
«Пиковая дама» Чайковского напоминает слушателям об «отраве петербургских ночей, сладком мираже их призрачных образов».