Читаем История культуры Санкт-Петербурга полностью

Дмитрия Шостаковича называли «ленинградским Моцартом», но в 1936 году «Правда» разгромила его оперу «Леди Макбет Мценского уезда» как «сумбур вместо музыки».

Портрет Шостаковича работы режиссера Николая Акимова, 1933.


Фотография 1923 года: Михаил Зощенко на вершине своей популярности. Зощенко перестали печатать в 1946 году, когда Жданов объявил его «подонком литературы».


Сталин и Жданов у гроба Кирова, убитого в Ленинграде в 1934 году. Сталин использовал это убийство как предлог для развязывания массовых репрессий.


«Оглушенный ударом сзади, я упал, стал подниматься, но последовал второй удар – в лицо. Я потерял сознание». Так поэт Николай Заболоцкий, арестованный НКВД в 1938 году, описывал допрос в так называемом Большом доме на Литейном проспекте.


В 1929 году, за несколько месяцев до выхода своей книги о Достоевском, Михаил Бахтин в ходе операции по ликвидации ленинградских подпольных философских и религиозных кружков был арестован. Его отправили в ссылку в Казахстан.


Даниила Хармса арестовали в 1941 году. Объявленный сумасшедшим, он вскоре умер в тюремной психиатрической больнице.


Образ Ленинграда как города-мученика закрепился в народном сознании после 900-дневной блокады в годы Великой Отечественной войны.


После войны новое поколение ленинградских художников нащупывало пути к неофициальному искусству. Так выглядел памятник Ленину на рисунке Рихарда Васми.


В 1962 году гастроли балетной труппы Баланчина в Ленинграде (как и триумфальный визит Стравинского) положили начало воссоединению двух ветвей культуры Петербурга. Этот процесс затянулся на десятилетия: произведения эмигранта Набокова были опубликованы в Советском Союзе только в конце 1980-х.

Фотография Марианны Волковой.


Иосиф Бродский, высланный из Советского Союза в 1972 году и получивший Нобелевскую премию в 1987-м, завершил начатое Стравинским, Баланчиным и Набоковым создание нового петербургского мифа на Западе.

Фотография Марианны Волковой.


Прослушав Девятый квартет Шостаковича, Ахматова сказала: «Я только боялась, что это когда-нибудь кончится». На снимке: Соломон Волков (первый слева) и его товарищи в Комарове после исполнения ими опуса Шостаковича для Ахматовой.

Фотография Славы Осипова, 1965.


Герои Андрея Битова – типичные петербуржцы: сдержанные, наблюдательные, скрывающие глубокую амбивалентность под иронической маской.

Фотография Марианны Волковой.


Дирижер Валерий Гергиев вернул Мариинской опере славу ведущего музыкального театра России.

Фотография Марианны Волковой.


Перейти на страницу:

Все книги серии Диалоги о культуре

Наш советский новояз
Наш советский новояз

«Советский новояз», о котором идет речь в книге Бенедикта Сарнова, — это официальный политический язык советской эпохи. Это был идеологический яд, которым отравлялось общественное сознание, а тем самым и сознание каждого члена общества. Но гораздо больше, чем яд, автора интересует состав того противоядия, благодаря которому жители нашей страны все-таки не поддавались и в конечном счете так и не поддались губительному воздействию этого яда. Противоядием этим были, как говорит автор, — «анекдот, частушка, эпиграмма, глумливый, пародийный перифраз какого-нибудь казенного лозунга, ну и, конечно, — самое мощное наше оружие, универсальное наше лекарство от всех болезней — благословенный русский мат».Из таких вот разнородных элементов и сложилась эта «Маленькая энциклопедия реального социализма».

Бенедикт Михайлович Сарнов

Культурология

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология