В 1930-е годы, да и позже, естественными климаксными лесами считались различные типы буковых и дубово-грабовых лесов. Однако с учетом современных данных по истории растительности нужно признать, что как многие буковые леса, так и почти все дубово-грабовые леса Центральной Европы не являются в собственном смысле слова «естественными», а возникли либо сформировались под влиянием человека – в разные периоды истории то более, то менее интенсивного.
Но вожди Третьего рейха воспринимали лес как вполне подходящую декорацию для своего «идеального государства» и широко пропагандировали компромисс между экологией и экономикой под государственным, то есть тоталитарным руководством. Их пропагандистские выступления за сохранение жизненной среды привлекли к ним симпатии и принесли очки, чего они, конечно же, и добивались. Уже в первые годы существования Третьего рейха было издано несколько законов, посвященных лесам: «Имперский закон против разорения лесов» от 18 января 1934 года, «Имперский закон об охоте» от 3 июля 1934 года, «Закон о видовом составе лесов» 1934 года (запрет использовать при посадке лесов семена, чуждые по происхождению данной территории); «Указ главы Имперской лесной службы года против рекламы в лесу» от 18 мая 1935 года; «Имперский закон об охране природы» от 26 июня 1935 года; «Постановление о введении в действие Закона от 31 октября 1935 года»; «Постановление об охране природы» («Постановление об охране дикорастущих растений и неохотничьих видов диких животных») от 18 марта 1936 года. Высшая инстанция, ведающая вопросами леса, в которую входила также Имперская служба охраны природы в Берлине, стала в 1934 году Имперской лесной службой, очень авторитетной, что видно уже по тому, что она была наделена правами имперского министерства. Возглавлял ее имперский форст- и егермейстер Герман Геринг. В последующие годы многие природные территории были объявлены охраняемыми.
«Имперский закон об охоте» был также выдержан в природоохранном стиле. Юстус Бётхер писал:
Закон об охоте также дополняет программу охраны природы, так как он объявляет угрожаемые виды дневных и ночных хищных птиц, а также и других животных (например, тюленей, каменную куницу, хорька) видами, «на которые возможна охота». Если до этого наши виды сов могли без разбора уничтожаться, то теперь это стало невозможным, поскольку только допущенный к охоте человек имеет право стрелять в какое-либо животное. Тот факт, что в определенные периоды года теперь запрещена охота на такие виды, как тюлени, лесная куница, скопа, канюки и чайки, отчетливо выражает стремление предотвратить их вымирание.
Теперь были увязаны друг с другом интересы не только лесников и защитников природы (бывших противников), но и охотников. Все они были подчинены «большим общим целям». Не говорилось, правда, о том, что отныне «тотальному государству» давалось в руки средство регулировать охоту на значительно большее число видов животных, чем прежде. Право на охоту получали теперь только «физические лица», а не охотничьи общества, то есть, к примеру, группа крестьян права на охоту уже не имела. Охоту следовало осуществлять только под руководством лица, обладавшего правом на нее, либо же это привилегированное лицо отправлялось на охоту в одиночку. Охотникам из числа национал-социалистов, прежде всего самому Герману Герингу, это сулило ничем не омраченные, разнообразные охотничьи забавы, причем совершенно легальные.
Когда в 1930-х годах началась реализация крупных строительных проектов, социологи растений получили тот самый заказ, о котором говорили Фитингоф-Риш и др. Перед строительством автобанов и промышленных объектов, а также перед проведением работ на территориях Имперских партийных съездов в Нюрнберге и в Освенциме (знал ли кто-то тогда о цели этих работ?), социологи растений картировали участок и на основе этого давали заключение о климаксной либо «потенциально естественной растительности» (ПЕР), которой в будущем надлежало декорировать дорогу или фабрику. Нужно же было содействовать природе там, где естественного лесного сообщества не было, и его предстояло восстанавливать. При этом, как писал в 1934 году Имперский уполномоченный по ландшафтам Альвин Зайферт: