История любви

Дженни ожидало еще редкостное удовольствие — встреча с Элисон Форбс Барретт, школьная кличка Пьянчужка. (Иногда я спрашивал себя, какую роль могло бы сыграть в ее жизни полученное в пансионе прозвище, не стань она с годами серьезной благодетельной дамой, попечительницей музея.) Колледжа «Пьянчужка» Форбс так и не окончила, бросив его на втором курсе с полного благословения родителей, чтобы выйти замуж за Оливера Барретта III…

— Моя жена Элисон, а это — Дженнифер э-э…

Он уже узурпировал право представлять Дженни.

— Калливери, — закончил я, пользуясь тем, что он не знал ее фамилии.

— Кавиллери, — вежливо поправила Дженни. Я переврал ее фамилию — в первый и единственный раз в жизни.

— Как в опере «Cavalleria Rusticana»? — спросила моя мать, желая, видимо, показать, что, несмотря на незаконченное высшее образование, женщина она культурная.

— Правильно, — улыбнулась Дженни. — Но мы не родственники.

— A-а… — сказала моя мать.

— A-а… — сказал мой отец.

Мне оставалось добавить свое «а-а» и гадать, дошел ли юмор Дженни до моих родителей.

Мать и Дженни пожали друг другу руки, и, после обычного обмена банальностями, дальше которого у нас в доме дело не шло, мы сели. Все молчали. Я пытался понять, что происходит. Мать, конечно, оценивает Дженни и ее костюм (на этот раз без всякой богемности), ее манеру держаться, ее произношение. Надо признать, крэнстонский говор оставался у Дженни всегда.

Дженни, наверное, тоже оценивала мою мать. Мне говорили, девушки часто так делают, желая лучше узнать человека, за которого они собираются замуж. Не исключено, что она оценивала и Оливера III. Заметила ли она, что он выше меня ростом? Понравился ли ей его кашемировый пиджак?

Оливер III, как всегда, сосредоточил огонь на мне.

— Как дела, сын? (Он был бесподобный собеседник.)

— Прекрасно, сэр, прекрасно.

Как бы желая поддержать равновесие, мать обратилась к Дженни:

— Вы хорошо доехали?

— Да, — ответила Дженни. — Хорошо и быстро.

— Оливер всегда водит очень быстро, — вставил отец.

— Не быстрее тебя, — парировал я.

Ну, что он на это скажет?

— Да, пожалуй, что так.

Спорим, что нет.

Мать, которая всегда на его стороне, перевела разговор на более общую тему — то ли на музыку, то ли на живопись, — я не очень внимательно слушал. Потом у меня в руках оказалась чашка чаю.

— Спасибо, — сказал я и добавил: — Мы скоро поедем.

— Как это? — не поняла Дженни. Они, кажется, обсуждали Пуччини или еще кого-то в этом роде и потому сочли мое замечание несколько неожиданным. Мать посмотрела на меня (редкое событие):

— Но вы же приехали на обед?

— Ну, мы не сможем, — сказал я.

— Да, конечно, — почти одновременно сказала Дженни.

— Мне надо вернуться, — серьезно сказал я Дженни.

Дженни посмотрела на меня с немым вопросом: «О чем ты говоришь?».

— Вы остаетесь обедать, это приказ.

Фальшивая улыбка на лице отца ничуть не смягчила командирского тона. Но я этого не потерплю даже от олимпийского финалиста.

— Мы не сможем, сэр, — повторил я.

— Но мы должны, Оливер, — сказала Дженни.

— Почему? — спросил я.

— Потому что я хочу есть, — ответила она.

* * *

Мы сидели за столом, покорные воле Оливера III. Он склонил голову. Мать и Дженни последовали его примеру. Я тоже чуть-чуть опустил голову.

— Благослови пищу нашу и нас во служение Тебе и наставь нас всегда помнить о нуждах и желаниях иных слуг Твоих. Об этом молимся во имя Сына Твоего Иисуса Христа. Аминь.

Господи помилуй, я чуть сквозь землю не провалился. Неужели хоть на сей раз нельзя было обойтись без набожности? Что подумает Дженни? Как будто в Средние века вернулись, честное слово!

— Аминь! — сказала мать (и Дженни тоже, очень тихо).

Мы ели не в полном молчании лишь благодаря замечательной способности моей матери вести светскую беседу..

— Так ваш род из Крэнстона, Дженни?

— По большей части. Мать была из Фолл-Ривера.

— У Барреттов есть заводы в Фолл-Ривере, — заметил Оливер III.

— Где они эксплуатировали целые поколения бедняков, — добавил Оливер IV.

— В девятнадцатом веке, — добавил Оливер III.

Мать улыбнулась, явно довольная, что этот раунд выиграл ее Оливер. Но не тут-то было.

— А как насчет планов автоматизировать эти самые заводы? — нанес я ответный удар.

Последовала короткая пауза. Я ждал резкого возражения.

— А как насчет кофе? — произнесла Элисон Форбс Барретт по кличке «Пьянчужка».

* * *

Мы перешли в библиотеку, где должен был состояться последний раунд. У нас с Дженни завтра занятия, отцу идти в банк и тому подобные учреждения, у матери наверняка запланировано какое-нибудь блестящее мероприятие.

— С сахаром, Оливер? — спросила она.

— Оливер всегда пьет кофе с сахаром, дорогая, — сказал отец.

— Но не сегодня, спасибо, — ответил я. — Без молока и без сахара, мама.

Ну вот, у каждого своя чашка, все уютно устроились, а сказать друг другу абсолютно нечего. И тут я придумал тему для разговора.

— Скажи, Дженнифер, что ты думаешь о Корпусе мира? — поинтересовался я.

Она нахмурилась и отказалась мне подыгрывать.

— Так ты еще не сказал им, Оливер? — воскликнула мать, обращаясь к отцу.