История Лизи

«Мультяшная» медсестра медлит с ответом, и Лизи читает все, чего так боится, в глазах, взгляд которых тут же уходит в сторону. Потом возвращается, и медсестра говорит:

– Это доктор Джантзен. Он вас ждал.

3

После короткого замешательства, вызванного резким переходом от сна к бодрствованию, доктор Джантзен быстро соображает, что к чему. Лизи думает, что такое, вероятно, свойственно врачам, а также полицейским и пожарным. Писателям точно не свойственно. Со Скоттом, пока он не выпивал вторую чашку кофе, говорить было бесполезно.

Лизи осознает, что только что подумала о муже в прошедшем времени, и от волны холода волосы на затылке встают дыбом, а по коже бегут мурашки. Следом приходит какая-то легкость, чудесная и ужасная. В любой момент она может улететь, словно воздушный шарик с перерезанной ниткой. Улететь в

(помолчи, маленькая Лизи, об этом помолчи)

какое-то другое место. Может, на Луну. Лизи приходится вонзить ногти в ладони, чтобы удержаться на ногах.

Тем временем Джантзен что-то шепчет «мультяшной» медсестре. Она слушает и кивает.

– Вы не забудете оставить письменное распоряжение, да?

– До того, как часовая стрелка минует цифру два, – заверяет ее Джантзен.

– Вы уверены, что хотите именно этого? – настаивает медсестра. Лизи видит, она не спорит, просто хочет окончательно убедиться, что все поняла правильно.

– Уверен, – кивает врач, поворачивается к Лизи и спрашивает, готова ли она идти в «Изолятор Олтона». Там, говорит он, лежит ее муж. Лизи, конечно же, готова.

– Хорошо. – Улыбка Джантзена усталая и не очень-то искренняя. – Надеюсь, вы надели походные ботинки. Изолятор на пятом этаже.

Они идут обратно к лестнице, мимо палат ЯНЕСА-ТОМАСА и ВАНДЕРВУ-ЭЛИЗАБЕТ, а «мультяшная» медсестра говорит с кем-то по телефону. Только потом Лизи понимает, что Джантзен попросил медсестру позвонить наверх и отключить принудительную вентиляцию легких Скотта, чтобы тот смог в достаточной мере прийти в себя. Узнать жену и услышать слова прощания. Возможно, даже самому сказать слово-другое, если Бог смилуется и позволит толике воздуха пройти через голосовые связки. Позднее она поймет, что отключение принудительного вентилирования сократило остаток жизни Скотта с часов до минут, но Джантзен подумал, что это честная сделка, раз уж часы не оставляли Скотту надежды на выздоровление. Позднее Лизи также поймет, что они поместили Скотта в единственный в маленькой городской больнице инфекционный изолятор.

Позднее.

4

По ходу медленного подъема на пятый этаж она узнает, сколь мало Джантзен может сказать ей о болезни Скотта… сколь чудовищно мало он знает. Торакотомия, говорит он, это не лечение, она служит лишь для того, чтобы откачать накопившуюся жидкость. Второй шаг состоял в том, чтобы удалить застоявшийся воздух из плевральных полостей Скотта.

– О каком легком мы говорим, доктор Джантзен? – спрашивает она его, и он ужасает ее своим ответом:

– Об обоих.

5

Именно тогда он спрашивает, как давно болеет Скотт и побывал ли он у врача перед тем, как его «текущее состояние обострилось». Лизи отвечает, что ничего у Скотта не обострялось. Он и не болел. Последние десять дней у него текло из носа, он кашлял и чихал, но ничего больше. Он даже не принимал оллрест, хотя думал, что и насморк, и кашель, и чихание вызваны аллергией, и она так думает. С ней ежегодно происходит нечто похожее в конце весны и в начале лета.

– Никакого глубокого кашля? – спрашивает он, когда они приближаются к лестничной площадке пятого этажа. – Никакого глубокого влажного кашля вроде утреннего кашля курильщика? Уж извините, что лифты не работают.

– Все нормально. – Дышит она тяжело, слова даются с трудом. – Он кашлял, как я вам и сказала, скорее даже подкашливал. Раньше он курил, но уже много лет как бросил. – Она задумывается. – Пожалуй, в последние два дня кашель чуть усилился, и однажды ночью он меня даже разбудил…

– Прошлой ночью?

– Да, но он выпил глоток воды, и кашель прекратился. – Джантзен открывает дверь в еще один тихий коридор, но Лизи останавливает доктора, коснувшись его руки. – Послушайте… это вчерашнее выступление. В свое время Скотт мог выходить на сцену с сорокаградусной температурой, и ничего. Черпал энергию в аплодисментах и доводил дело до конца. Но все это закончилось пять, может, семь лет назад. Если бы он действительно чувствовал себя плохо, то, я уверена, позвонил бы профессору Миду, заведующему кафедрой английского языка и литературы, и отменил бы это долба… это чертово выступление.

– Миссис Лэндон, когда мы привезли его в больницу, температура зашкалила за сорок градусов.

Теперь она может только смотреть на доктора Джантзена, на его не внушающее доверия молодое лицо. В ее глазах стоит ужас, но это не означает, что она ему не верит. Приведенные доказательства вкупе с некими воспоминаниями, которые ей не удается похоронить навсегда, позволяют воссоздать полную картину.