Я приветствую попытку Льюиса-Уильямса проникнуть в различные версии реальности, отличные от нашей, и указать на странность многих человеческих порывов, лежащих за образами в пещерах. Эти изображения явно магические и указывают на близкие отношения с изображенными животными. Рассматривались ли лошади, носороги, мамонты или северные олени на самом деле как отличные от людей виды или в некотором роде как родственники – вот вопрос, который нам надо тут задать. Другой вопрос, предполагали ли те люди, кто жил в последнюю ледниковую эпоху, существование параллельных вселенных, находящихся на поверхности и глубоко под землей. В случае с Льюисом-Уильямсом полезно задаться вопросом, чем представлялись каменные стены. Возможно, они считались своеобразными преградами между этим миром и параллельной вселенной, где жили различные виды. Мы склонны думать о живописи в терминах того, что она изображает и представляет. Размышления о ней в терминах того, как живопись
Однако мне тоже не особо нравится шаманская гипотеза. Мир ледникового периода сильно отличался от нынешнего, так что нам следует быть очень осторожными и не проводить слишком много взаимосвязей на таких огромных промежутках времени. Особенно учитывая, что в то время, когда искусство было впервые создано, вид homo sapiens, возможно, еще обитал рядом с другими человеческими видами. Мы не можем знать, какими на самом деле были эти миры прошлого. Мы также не в силах предполагать, что небольшие группы коренного населения сегодня сохраняют или непосредственно повторяют свой древний образ жизни. Представление о том, что шаманы существовали в ледниковый период, помогает прошлому обрести смысл, однако это же представление рискует уменьшить истинное различие мира прошлого и его интерес к магии.
Еще один ряд противоречий возникает, когда люди интерпретируют пещерное искусство как религиозную составляющую. Жан Клотт, один из крупнейших экспертов по европейскому наскальному искусству, говорит, что двадцатитысячелетний период наскального искусства является свидетельством существования самой продолжительной религии в истории человечества[19]
. Долговечность наскального искусства и, вероятно, некоторые мотивы, которые стоят за ним, неоспоримы, однако я не вижу никаких свидетельств существования божеств или некой проторелигиозной организации. Акцент на религии объясняется скорее осторожностью, с которой люди подходят к слову «магия». Наскальное искусство очаровывает нас силой форм, использованием цвета, очертанием поверхности камня, что и приводит к правдоподобию образов. Тесное взаимодействие с изображениями указывает на тесное взаимодействие с животными, которых они изображают, а также на попытки понять и, возможно, обрести над ними контроль.Если магия проистекает из человеческого участия в мире, то мастерство и усилия, вложенные в создание превосходных образцов искусства в труднодоступных местах, отражают глубокую потребность исследовать отношения с другими видами. Отношения с миром наверху отражаются в том, что создано глубоко под землей. Люди изучали связи со скотом, лошадьми и оленями не каким-то абстрактным, а самым конкретным образом, из чего можно предположить, что связи с этими существами были близкими и интенсивными и, возможно, существовали наравне с человеческими семейными отношениями. Искусство помогало чтить и поддерживать отношения с животными как важные для самой жизни. Оно не только помогало выживать в суровых условиях, но и затрагивало вопросы о природе человеческого и животного бытия и становления. Картины сочетали в себе прагматическое и философское. Аспекты прошлого вызывают особенно горячие споры в настоящем, и палеолитическое наскальное искусство, несомненно, является одной из таких областей. Лошади, носороги, олени и человеческие руки говорят с нами через огромную пропасть во времени, и мы не можем не отвечать на эти сигналы и не спорить между собой. Палеолитическая магия и искусство остаются мощными средствами для постановки глубоких вопросов, которые касаются людей в мире.