История маленькой революции

– Сумасшедшая, – Борис нарочито тяжко вздохнул и пожал крепкими плечами, продолжая чистить оружие. – Сумасшедшую замуж всё равно не возьмут.

– Теперь она и сама не пойдёт за другого, – Тамара одарила брата тяжёлым взором. – И не отпущу. Всё ему выпалит. Как на духу.

– А всё-таки ни черта они не благородные. Больше выкобениваются, – он наконец дособирал пистолет и откинулся на спинку стула. – С нашими девицами всё куда проще. Порченная, не порченная. Кому какая разница?

– Ты лучше скажи, – Тамара села рядом с Борисом и, обхватив его холодные по природе ладони, вытянула из них «браунинг», – откуда новый?

– В кости выиграл, – торжественно поделился Борис. – Кстати, скажи Кате, чтобы завтра после полуночи пришла.

– Сам и скажи, я похожа на телеграф? А вообще, может, ей к тебе переехать? Чего туда-сюда ходить. И мне удобней.

– А куда я остальных водить буду?

С серьёзным видом Борис и Тамара смотрели друг на друга, а затем одновременно разразились беззлобным, почти детским смехом.

Третья часть.

I

Встречи подпольной группы в последние полгода проводились регулярно два раза в неделю. Несмотря на всю затруднительность организации свиданий в силу ненормированного рабочего графика и чудовищных условий труда, пролетарии, превозмогая усталость, торопились на собрания. Вера в лучшее не покидала даже в самые нелёгкие минуты, когда в задымлённом цехе они задыхались, обливались потом, теряли сознание и силы. Они бежали в заброшенный подвал, давно заросший толстым слоем паутины по углам, с землёй вместо пола, забыв даже о страшном голоде, ведь кормили их хуже, чем домашних птиц фабриканта. Среди всей группы было мало женщин – всего четверо. Причина крылась отнюдь не в том, что их устраивало рабское существование. Нет. Их сковывали обязательства перед грудными детьми, которых они оставляли на малознакомых людей, так как не было ни одной неработающей души в их окружении. Других же не отпускали мужья, и они не смели противиться приказам. Впрочем, этих женщин Тамара и сама не хотела видеть в своих рядах, ведь с исполинской покорностью не построить то, к чему стремились и стремятся возлюбленные ею идеологи.

Всего в подполье состояло человек двадцать, но самых преданных, самых фанатичных революционеров, не беря в счёт Дмитрия, оказавшегося там по воле Щербакова и появлявшегося на сборах весьма и весьма редко. Он был слишком высокомерен, чтобы часто связываться с «необразованными дикарями». Здесь он заблуждался. Все они умели и читать, и писать, и даже считать; это было одним из основных требований Тамары для каждого вступающего, – безграмотность она считала таким же врагом революции, как и черносотенцев. Особенно Тамара любила и для себя выделяла других представительниц её пола. Все они были разного возраста: кому двадцать, кому немногим большим, кому давно за сорок, но всех их объединяло одно – идея, стремление, безрассудность. Ирина, Авдотья и Зоя. Все поручения выполнялись ими беспрекословно, но это не была та кротость и безропотное подчинение, как в случае с другими женщинами. К ним не осмеливался подойти ни Борис, ни любой другой мужчина в организации. Их уважали почти так же, как уважали Тамару. Над ними не смели шутить; даже самый смелый и грозный работник не допускал идеи шлёпнуть или зажать у стенки кого-либо из них.

Всё чаще на обсуждение ставился вопрос скорой провокации на фабрике. Тамара долго готовила план, но не могла полностью огласить его, не проверив подозрительные лица, а конкретно – Дмитрия.

В небольших городах масштабные происшествия случаются редко, поэтому какой день в газетах писали об одном и том же. Открывала номер скандальная новость о погроме в поместье Головиных. Множество чиновников скорбели «о столь значимой потере в лице почтеннейшего Матвея Георгиевича Головина». Про супругу и дочь Матвея Георгиевича было сказано мало. Большую часть статьи занимали предположения полиции о возможном развитии событий, их хронология и прочие неинтересные вещи. Завершалось всё некрологом местного писателя, известного в узких кругах таких же малоизвестных писателей, как и он сам.

Далее следовал пункт о взятии «банды Коломенского». Разбойников, как писали, не удавалось поймать два месяца после совершённого ими убийства «уважаемого Игоря Николаевича Позднякова», которого, на самом-то деле, никто и не уважал. Доподлинно известно, что его собственный сын спонсировал Коломенского и поддерживал их борьбу с отцом.

Особенно Тамару забавляла уверенность полиции в ликвидации всех революционных группировок города. Работница наклонилась ещё ниже, уткнувшись локтем в кухонный стол и отодвинув газету к краю, чтобы было проще перелистывать. Она покачивала бёдрами из стороны в сторону, напевая:

Грохот машин, духота нестерпимая,

В воздухе клочья хлопка,

Маслом прогорклым воняет удушливо –

Да, жизнь ткача нелёгка…