История Манон Леско и кавалера де Грие

Мне казалось, что избегать визита Ж. М. нельзя, и что мне, без сомнения, также же будет трудно помешать ему открыться Манон, и потому я решился лично предупредить ее о намерении этого нового соперника. Я воображал, что Манон, зная, что мне известно, какие предложения он ей сделает, и что ей придется принять их, так сказать, у меня на глазах, – найдет в себе достаточно силы, чтоб, их отвергнуть. Я сообщили мое предположение г. де-Т., который отвечал мне, что это дело чрезвычайно деликатное.

– Я согласен с вами, – сказал я ему; – но, соображая все обстоятельства, на основании коих можно положиться на верность любовницы, мне приходится рассчитывать только на ее привязанность. На его стороне единственно великолепие подарков, которыми он может, ослепить ее; а я уже сказал вам, что она вовсе не интересанка. Она любить жить в довольстве, но она ведь любить и меня; и я не поверю ни за что, чтоб при теперешнем положении моих дел, она предпочла мне сына человека, упрятавшего ее в госпиталь.

Словом, я упорствовал в своем намерении и, отведя Манон в сторону, прямо сказал ей все, что узнал. Она поблагодарила меня за то, что я такого хорошего о ней мнения, и обещала мне так принять подношения Ж. М., что в другой раз он их не предложить.

Нет, – сказал я ей, – не следует раздражать его резкостью, он может повредить нам. Но ты, плутовка, прибавил я, смеясь, – ты отлично умеешь отделываться от неприятного или неудобного любовника.

Мне пришла отличная мысль, – отвечала она, подумав немного, – и я горжусь своей выдумкой. Ж. М. сын нашего злейшего врага; нужно отомстить отцу не на сыне, а на его кошельке. Я его выслушаю, приму от него подарки и посмеюсь над ним.

Твой проект очень мил, – сказал я; – но ты забыла, дитя мое, что именно таким образом мы и попали в госпиталь.

Сколько я ни разъяснял ей опасности такого предприятия, она отвечала, что надо только действовать осторожно, и оспаривала все мои возражения. Укажите мне любовника, который не входил бы слепо во все капризы любовницы, и я соглашусь, что был неправ, уступив так легко. Было принято решение оставить в дураках Ж. М.; но по странной игре судьбы, случилось, что в дураках остался я.

Около одиннадцати часов показалась его карета. Он самым изысканным образом извинился в том, что возымел смелость приехать отобедать с нами. Он не удивился, что встретил г. де-Т., который сказал ему накануне, что также будет у нас, и под предлогом каких-то дел отказался ехать с ним в одной карете. Хотя каждый из нас носил в сердце; измену, мы уселись за стол, с доверчивым дружеским видом. Ж. М. легко нашел, случай открыть свои чувства Манон. Он не мог пожаловаться, что я ему мешаю, ибо я нарочно уходил на несколько минут.

Воротясь, я наметил, что его не привели в отчаяние избытком суровости. Он был в отличнейшем расположении духа. Я делал вид, что и я в таком же; он внутренне смеялся над моей простоватостью, а я над его. В течение всего послеобеденного времени, мы разыгрывали друг для друга забавную сцену. Я дозволил ему перед отъездом еще минутку поговорить наедине с Манон; таким образом он мог быть доволен моей покладливостью так же, как, и моим угощением.

Как только он сел в карету с г. де-Т., Манон подбежала, ко мне с открытыми объятиями и, хохоча, обняла меня. Она повторила мне его речи и предложения, не изменив в них ни слова. Они сводились к следующему: он ее обожал, он желал разделить с нею сорок тысяч ливров дохода, которые уже получал, не считая того, что ожидал по смерти отца. Она станет владычицей его сердца и состояния, и в залог, своей благосклонности он готов был дать ей карету, меблированный дом, горничную, трех лакеев и повара.

– Вот сын, щедрый на совсем иной манер, чем отец, – сказал я Манон. – Станем говорить откровенно; разве это предложение совсем-таки не соблазняет вас?

Меня? – отвечала она, приспособляя свою мысль к следующим двум стихам Расина:

Как? смеешь ты меня в измене обвинять!
Лишь отвращение во мне он возбуждает:
Мне госпиталь его лицо напоминает.

Нет, возразил я, – продолжая пародию,
И было б горько мне, когда бы всех милей
Суровый госпиталь стал для души твоей.

Но ведь меблированный дом, карета и три лакея – вещи заманчивые; у любви немного такого, что могло бы сравниться с этим.

Она отвечала, что сердце ее будет всегда моим, и что его никто, кроме меня, пленить не можете. «Его обещания, – сказала она, – скорее жало, подстрекающее меня к мести, чем любовные стрелы».

Я спросил её, думает ли она взять от него карету и меблированный дом. Она мне отвечала, что жаждет только его денег.