История Манон Леско и кавалера де Грие

Мы скоро доехали до Сен-Дена. Брат, удивленный моим молчанием, вообразим, что оно причинено страхом; она стал утешать меня, уверяя, что мне нечего бояться строгости отца, если я только расположен возвратиться на путь долга и заслужить любовь, которую питает ко мине отец, Мы починали в Осп-Дени, при чем брат, из, предосторожности приказал трем лакеям лечь в моей комнате.

Мне было особенно горько то, что мы ночевали в той самой гостинице, где я останавливался с Манон, но дороге из Амьена в Париж. Хозяин и прислуга тотчас же узнали меня и в то же время догадались, в чем дело. Я слышал, как хозяин говорил:

– Э! да это тот самый красивый господин, что проезжал шесть недель тому с хорошенькой барышней, которую он так сильно любил. Какая она была красавица! Бедные детки, как они ласкались друг к другу! Ей-Богу, жаль, что их разлучили.

Я притворился, что ничего не слышу, и старался по возможности не повадиться на глаза.

У брата в Сен-Дени была двухместная коляска, в которой мы отправились ранним утром, и на следующий день вечером пришли домой. Он повидался раньше меня с отцом, чтоб сказать несколько слов в мою пользу, объяснив ему, с какой кротостью я дозволил увезти себя; таким образом я был принят не так сурово, как ожидал. Он удовольствовался тем, что сделал мне несколько общих упреков за то, что я отлучился без его позволения. Что касается моей любовницы, то он заметил, что, связываясь с неизвестной особой, я вполне заслужил то, что со мной случилось; что он был лучшего мнения о моей предусмотрительности; но что он надеется, что я поумнею после этого приключеньица. Я понял эту речь в том смысле, который согласовался с моими мыслями. Я поблагодарил отца за доброту, с которой он прощает меня, и обещал ему вести себя более послушно и порядочно. В глубине сердца я торжествовал; ибо, судя по тому, как устраивалось дело, я не сомневался, что буду в состоянии тихонько уйти из дому в ту же ночь.

Сели ужинать; смеялись над моей амьенской победой и моим бегством с такой верной любовницей. Я добродушно переносил насмешки. Я даже был рад, что мне дозволено было говорить о том, что постоянно занимало мои мысли. Но несколько слов, сказанных вскользь отцом, заставили меня слушать самым внимательном образом. Он говорил о коварстве г. де-Б. и о корыстной услуге, которую он оказал ему. Я был изумлен, услышав, что он произносит это имя, и покорно просил объяснить мне все. Он обратился к моему брату с вопросом, разве он не рассказал мне всей истории. Брат отвечал, что всю дорогу я был так спокоен, что он не считал нужным прибегать к этому средству чтоб исцелить меня от безрассудства. Я заметил, что отец колебался, следует ли ему окончить разъяснение, или нет. Я так настоятельно умолял его, что он удовлетворил моему желанию, или, вернее, жестоко поразил меня самым ужасающим рассказом.

Он спросил меня сперва, был ли я настолько прост, что верил, будто любим моей любовницей. Я спело отвечал, что был в том уверен, и что ничто не могло внушить мне ни малейшего повода к недоверию.

Ха, ха, ха! – вскричал он, хохоча со всей мочи, – вот это превосходно. Ты, однако, сильно простоват, и мне нравится, что ты питаешь такие чувства. Очень жаль, бедный мой кавалер, что я тебя зачислил в Мальтийский орден: у тебя такое расположение сделаться терпеливым и довольным, мужем!

Он прибавил еще множество насмешек в том же роде насчет того, что он звал моей глупостью и доверчивостью. Наконец, видя, что я все молчу, он, добавил, что, судя по расчету времени со дня моего отъезда из Амьена, Манон любила меня около двенадцати дней.

Ибо, – добавил он, – я знаю, что ты уехал из Амьена 28-го прошлого месяца, а нынче у нас 29-е текущего; уже одиннадцать дней, как г. де-Б. написал, мне; да я кладу еще восемь на то, чтоб он успел свести полное знакомство с твоей любовницей; итак, вычти одиннадцать и восемь из тридцати одного дня, которые прошли от 20-го одного месяца до 29-го следующего, и останется двенадцать или немного больше, или меньше.

Следом он вновь захохотал. У меня сильно щемило сердце при этом рассказе и я опасался, что не выдержку до конца этой печальной комедии.

– Знай же, – заговорил вновь отец, – потому что это тебе неизвестно, что г. де-Б. пленил сердце твоей принцессы, ибо он, конечно, смеется надо мной, думая убедить меня, будто он отнял ее у тебя из бескорыстного желания оказать мне услугу. Было бы слишком ждать таких благородных чувств от такого, как он, человека, который, притом, и незнаком мне. Он выведал от нее, что ты мой сын, и чтоб избавить себя от твоей докуки, написал мне о твоем местожительстве и о твоей беспорядочной жизни, давая мне понять, что только силою можно овладеть тобой. Он предлагал, мне облегчить возможность схватить тебя за ворот; по его же указанию и по указанию твоей любовницы, твой брат улучил минуту, когда тебя можно было захватить врасплох. Поздравь же теперь себя с продолжительностью твоей победы. Ты умеешь, кавалер, побеждать довольно скоро, но не умеешь сберегать плодов победы.