История Марго

В ее голосе звучала тревога. Она редко искала моего одобрения, а если это и случалось, то речь обычно шла о парне. Я же могла думать только о том, что подобная история понравилась бы Брижит.

– По-моему, он будет просто шикарным, – сказала я и стиснула ее руку.

Подойдя к мосту, мы увидели, что у перил собралась толпа. Жюльет потянула меня туда. Человек десять стояли и смотрели на Сену, указывая на что-то. Вскоре я осознала, что в воде, лежа на животе, покачивается мужчина. Даже в темноте мы видели, что его плечи торчат над поверхностью, как две лысые макушки, и черная вода лижет бледную кожу.

– Он утонул, – сказал кто-то.

Я отступила от перил и почувствовала гнетущую тяжесть в горле. Вдалеке завыла сирена “скорой”. Было ли все так же и с папой, визжала ли посреди ночи сирена, когда машина неслась по улицам? Кровь прилила к моим ногам, в груди поднялась волна холода. Разбудил ли он мадам Лапьер, было ли у врачей время, пытались ли его реанимировать, говорил ли он с ней, и если да, то какими были его последние слова, о чем он думал в тот момент?

Я посмотрела на безмятежно текущую реку по другую сторону моста. Такое случалось часто. Я забывала, что его больше нет, а потом туман на краткий миг рассеивался и я осознавала произошедшее острее, чем когда бы то ни было.

Становилось все труднее верить в то, что однажды папа позвонит, что он еще жив, просто мы не виделись дольше обычного. Со временем эта фантазия утратила свой успокаивающий эффект, как будто у меня выработалась невосприимчивость и магическое действие лекарства пропало.

6

Именно тогда, в те первые дни декабря, я узнала многое о Брижит и Давиде. Счастливее всего Брижит бывала осенью, примерно в то время, когда мы впервые встретились, и с наступлением зимы в ней еще оставались отблески этого сияния. Она часто наблюдала из окна кухни за убирающим листья стариком, которого я тогда видела во дворе. Ее успокаивали его размеренные движения, шарканье его ног. Это напоминало ей осенние дни, которые она проводила с родителями, разглядывая из окна деревья на детской площадке. Они жили в двадцатиэтажном доме с такими тонкими стенами, что по ночам она слышала, как кашляют соседи. Тот мир, слава богу, был давно похоронен. Он служил лишь напоминанием о том, чего она достигла. А еще ей нравилось, когда на улице холодало. От этого ее кожа подтягивалась, становилась упругой. Летом она чувствовала себя размякшей, как будто ее внутренности вот-вот должны расплавиться.

Кое-чем Брижит напоминала мне папу. Иногда она проявляла снобизм, отказываясь пить воду из-под крана. Она ругала Давида за то, что он покупает “Эвиан”, потому что сама предпочитала вкус “Аква Панны”. Для чая и кофе она брала минеральную воду. Довольно часто она высказывала мне замечания по поводу одежды – например, когда я надевала слишком открытое платье. Ханжой она не была, но обладала собственными представлениями о стиле.

Давид во многом был противоположностью Брижит. Он любил лето и прекрасно себя чувствовал в жару. Ему нравился даже душок от преющего на улице мусора. Брижит когда-то влюбилась в кислый запах его пота, смешавшийся с ароматом дезодоранта. До сих пор, ощутив этот слабый запах, она чувствовала возбуждение. Но если так пахло от другого человека, ее это отталкивало. Сама она принимала душ дважды в день.

Я обнаружила, что мне больше всего нравится наблюдать за тем, как она готовит. Она ничего не делала как в первый раз, в отличие от меня, я-то была новичком во многих сферах.

Однажды Брижит показала мне, как варить яйца всмятку. Налив в кастрюлю воды, она поставила ее на плиту. Зимой она хранила яйца под окном. Она вытащила из коробки две штуки и одно за другим опустила в бурлящую воду, едва не окунув туда пальцы. Уменьшила огонь до слабого кипения и помешивала тридцать секунд. Потом мы подождали еще шесть минут.

Все это она проделывала не задумываясь. Она варила яйца сотни раз, а я умела делать только яичницу-болтунью или глазунью. Пока все готовилось, она сбрызнула ломтики хлеба оливковым маслом. Мы ели яйца с морской солью, добавив немного красного винного уксуса.

Много лет назад она узнала об этом блюде от той самой женщины, шеф-повара. Во время их встречи повар рассказала, как делать полужидкие яйца с хлебом, обжаренным в масле, и Брижит потом восстановила рецепт по диктофонной записи.

Пока мы ели, Брижит рассказала, что в детстве пыталась подражать другим. Как и я, она была недовольна собственным телом, умом и всем, что дали ей родители. Она меня понимала. Но, в отличие от меня, она изо всех сил старалась перенять манеры своих одноклассниц, которые казались ей счастливыми и уверенными в себе. Она хотела больше походить на них.

Я сказала, что если бы эти девочки видели ее нынешнюю, они бы умерли от зависти.

– У меня ушли годы самодисциплины на то, чтобы стать такой, – сказала она. В ее голосе слышалось удовлетворение. – Ты и не представляешь, какого это требует труда, причем до сих пор.