История Марго

Увидеть эти слова напечатанными на бумаге было для меня огромным ударом. Анук оставила журнал на кухонном столе, чтобы я прочитала его, когда проснусь. Было утро субботы, и она куда-то ушла. Смысл слов дошел до меня не сразу, и я читала отстраненно, как будто Марго Лув – незнакомый мне человек, живущий в другом городе, и это история чужой жизни, а не моей собственной. С каждым предложением руки и ноги у меня все больше цепенели. Я дочитала до последней строчки и отодвинула журнал. Наверное, это был инстинкт самосохранения – только так я могла проглотить ужасную новость. Ее вкус я почувствовала уже позже. Резкий и металлический, такой же, как у крови, когда она шла у меня из носа и стекала по горлу.

Обложка притягивала мой взгляд – мы с папой в парке Монсури, оба в длинных зимних пуховиках. Мы смотрели в камеру и улыбались во весь рот. В фотографии не было ничего необычного, разве только то, что я на ней была маленькой, не старше десяти. Анук сняла нас на одной из наших редких совместных прогулок. Я посылала эту фотографию Брижит для книги.

В статье приводились мои прямые цитаты, фразы, которые я помнила по нашим разговорам с Брижит, но текст казался чуждым, как будто автор вырезал кусок оттуда и кусок отсюда и склеил их в чудовищные абзацы. Разве я говорила о папе этими словами? Я такого не помнила.

“Мой отец презирал своих родственников, которые копили деньги на убогие гигантские телевизоры с плоским экраном. Ему нравились дорогие вещи, возможность их купить напоминала ему, что он имеет право на что угодно. Он говорил моей матери, что на самом деле не любит мадам Лапьер. Он любил то, что она олицетворяла: богатство, элегантность, связь со знаменитостями. Своим успехом он в немалой степени обязан деньгам ее семьи”.

По словам этого журналиста, у моего отца были и другие романы, хотя друзей, которые его хорошо знали, это не удивит. Он был не из тех мужчин, которые хвастаются своими победами и ведут подсчет соблазненных женщин, – возможно, в силу своего католического воспитания и провинциальных ценностей. Его жена была беременна вторым сыном, когда он встретил Анук Лув – женщину, которая станет его любовницей на два десятилетия.

Я не знала, что мадам Лапьер была беременна, когда мои родители познакомились. Разве они с матерью начали встречаться сразу же? Знала ли Анук? При мысли об этом у меня скрутило живот. Я посмотрела на свои руки, на тонкие волоски на пальцах, на шелушащуюся кожу вокруг ногтей. Косточка запястья неестественно выпирала. Внизу раздались шаги, и я услышала громкий смех мадам Боннар. Он звучал неприятно, как будто она слишком долго держала рот открытым.

Единственным человеком, которому была известна эта информация, все подробности и мои собственные слова, была Брижит. Она знала о папе почти все: о его высокомерии, о щедрости, о неуверенности в себе. Когда я встала из-за стола, у меня дрожали ноги. В зеркале в прихожей мелькнуло мое покрывшееся пятнами лицо. Я бросилась в свою комнату.

Голова как будто парила над шеей, а тело становилось нематериальным. Я пролежала на кровати целую вечность. Свет за окном померк, солнце скрылось за облаками, и в комнате стемнело. Приближалась гроза. Почему Брижит связалась с этим журналистом? Было ли это частью продуманного плана пробудить интерес к нашей книге? Или жестокой попыткой навредить мне? Может, Давид рассказал ей обо мне и о том, что между нами случилось? Нет, тогда она бы обвинила меня раньше. Но если она знала о беременности мадам Лапьер и о том, когда начался роман, то почему ничего не сказала мне? А если это не Брижит, то кто? Давид? “Idiote”, – повторяла я снова и снова, впиваясь в себя ногтями.

Раскрытие источника сведений о романе никогда не было частью нашего плана. Она обещала сохранить это в секрете. Никто не должен был узнать о моем общении с журналистами. Меня захлестывали волны отвращения и тоски, когда я думала то о Брижит, то о папе. Какой человек заводит отношения с другой женщиной, когда его жена беременна? Кто так поступает?

Я ждала, вслушиваясь, не зазвучат ли шаги Анук на лестнице. Я ждала, что наступит затишье, пока она будет искать ключи, а потом раздастся металлический скрежет в замке. Теперь она знает, как ужасно я поступила. Я не могла пошевелиться и почти не чувствовала под собой матрас. Если долго не открывать глаза, может быть, я постепенно исчезну.

Наконец через несколько часов до меня донесся звук открывающейся двери. Я заставила себя встать.