Однако Сапата был единственным военачальником, который имел общенациональную политическую и социально-экономическую програм-му реформ («план Айялы»). И свое сотрудничество с иными военнополитическими силами он ставил не в зависимость от сиюминутной выгоды, а от близости платформы того или иного генерала «плану Айялы». После разгона Уэртой в мае 1914 года «Дома рабочих мира» в Мехико несколько из его руководителей (в том числе Сото-и-Гама) присоединились к Сапате, и вокруг полуграмотного вождя сложился блестящий кружок интеллектуалов, который еще больше усилил политическую привлекательность сапатистско-го движения в масштабах страны. Из всех лидеров северных армий Сапата, естественно, видел союзника прежде всего в Вилье, ибо тот выступал за аграрную реформу и за полную ликвидацию власти старой олигархии.
Каррансе Сапата не доверял уже хотя бы потому, что тот и не обещал даже на словах никаких социальных реформ. К тому же условия капитуляции федеральной армии, согласованные Обрегоном (а по этим условиями гарнизоны в Морелосе демобилизации и разоружению не подлежали) явно не настраивали Сапату на примирительный по отношению к Каррансе лад.
Сам Карранса, конечно, тоже презирал крестьянского вождя, возомнившего себя политиком, однако под воздействием своих советников все же попытался с ним договориться.307
Он все еще думал, что основные цели Сапаты - власть и признание. Но Сапата отказался приехать на переговоры в Мехико, и Каррансе пришлось, наступив на горло собственной гордости, послать представителей в Морелос. Ведь сам он находился в Мехико между молотом (нависавшей с севера армией Вильи) и наковальней (уже находившимися в предместьях Мехико отрядами Сапаты). Так как разрыв с Вильей, с точки зрения Каррансы, не мог быть урегулирован компромиссом, то оставалось договориться с Сапатой, чтобы избежать войны на два фронта. Однако Сапата и здесь проявил свою принципиальность. Он потребовал от Каррансы безоговорочного признания «плана Айялы». Возможно, из тактических соображений Карранса и пошел бы на обещание провести земельную реформу, но он никак не мог согласиться с положением «плана Айялы», по которому Сапата объявлялся общенациональным лидером революции. Поэтому переговоры Каррансы с Сапатой прекратились, фактически не начавшись.Между тем Обрегон в Мехико вновь открыл «Дом рабочих мира» и выделил на его функционирование значительные средства. Он говорил на понятном большинству рабочих лидеров «социалистическом» языке, обещая коренное улучшение положения «пролетариата». Взамен Обрегон (как до него и Уэрта) требовал политической поддержки рабочих в грядущем противостоянии с «силами реакции». Таковыми Обрегон считал отряды
Вильи и Сапаты, якобы состоявшие из темных крестьян, зараженных религиозными предрассудками и ненавидевших горожан. Анархистские лидеры «Дома» полностью разделяли его взгляд на крестьянство как на реакционный элемент общества, ищущий смысл жизни лишь в частной собственности на землю. Поэтому «Дом», популярность которого после репрессий Уэрты сильно выросла, без колебаний встал на сторону прогрессивного «социалиста» Обрегона. Отныне Обрегон располагал не только собственной военной силой, но и политической поддержкой одного из самых боевых и многочисленных городских слоев мексиканского общества.
Карранса внимательно следил за политическими амбициями Обрегона, но не мог перед лицом мощной «Северной дивизии» отказаться от единственного своего генерала, способного хотя бы противостоять отлаженной военной машине вильистов.
Не успели войска конституционалистов вступить в Мехико, как вспыхнули бои между вчерашними союзниками в Соноре.308
Там губернатор Майторена давно уже копил силы, чтобы выступить против командующего верными Обрегону частями полковника Кальеса. Майторена не был прогрессивным реформатором, но справедливо опасался, что Обрегон хочет отстранить его от власти, и полагал, что в этих условиях может пойти на союз только с Вильей, располагавшимся со своей армией в соседнем Чиуауа. Вилья прекрасно помнил, что именно Майторена в свое время ссудил его деньгами и таким образом сделал возможным начало партизанской войны в начале 1913 года. Впоследствии Вилья охладел к Майторене, так как не хотел портить из-за него отношения с Обрегоном, которого считал единственным равным себе по военному таланту генералом армии конституционалистов. К тому же в феврале 1913 года Майторена повел себя действительно не самым благородным образом, фактически эмигрировав в США. Однако Анхелес убедил Вилью поддержать законного губернатора Соноры, тем более что тот фактически перешел в открытую оппозицию по отношению к Каррансе.Вилья поддерживал Майторену только из тактических соображений, потому что последний явно вел собственную игру. Когда Вилья предложил направить ему на помощь 3 тысяч своих бойцов, что быстро разрешило бы военный конфликт в штате, Майторена отказался, так как не хотел видеть в Соноре «чужие», пусть и дружественные отряды. Он лишь соглашался принять от Вильи оружие.