История мировой литературы. Древний Ближний Восток

Как и шумерские писцы, вавилонские составляли особые каталоги поэтических произведений, входивших в обязательный канон, как светский, так и богослужебный, литургический. Один из каталогов, опубликованный в 1958 г. У. Г. Лэмбертом, содержит не только названия произведений, но и имена их авторов. Многие из этих атрибуций очевидно фантастичны (так, диалог между конем и волом записан, как сказано в каталоге, «из уст коня», многие – из уст того или иного бога), но есть и вполне правдоподобные, указывающие если не на автора, то на того, кто окончательно закрепил и обработал тот или иной текст. Так, в каталоге утверждается, что эпос о Гильгамеше записан со слов урукского заклинателя Син-леке-уннинни (как установили исследователи, с этим именем связана самая младшая, ниневийская версия поэмы, однако Син-леке-уннини был, скорее, ее редактором, нежели автором), а эпос об Этане – со слов Лу-Нанны («человек Нанны» – имя, вполне правдоподобное для первой половины 2-го тыс. до н. э.). И уж совсем не вызывает сомнения авторство, если имя творца вписано в текст в качестве акростиха, как в произведении, условно именуемом «Вавилонской теодицеей» (XI в. до н. э.): Эсагил-кини-уббиб («Храм очистил верного»). Настойчивое стремление указать авторов само по себе говорит о росте индивидуального сознания и большем понимании индивидуальности творчества (в сравнении с шумерской и египетской литературами).

Аккадскую литературу начали исследовать с самого момента возникновения ассириологии (см. раздел «Шумерская литература»), однако перед ассириологами по-прежнему встает множество сложных проблем. В. К. Афанасьева замечает: «Изучением аккадской литературы занимаются уже более ста лет, и некоторые литературные памятники, как, например, эпос о Гильгамеше, прочно вошли в обиход мировой культуры. Но все же до сих пор не существует ни полной истории этой литературы, ни обобщающего исследования жанров, стилистики, поэтики. Более того, далеко не все тексты, дошедшие до нас, изучены и поняты полностью. Почти каждый труд, посвященный аккадской литературе, начинается с перечисления проблем и вопросов, препятствующих ее изучению и ждущих будущих исследователей»[473]. И самые сложные проблемы, встающие перед исследователями аккадских литературных текстов, – проблемы их датировки (разбежка в 100–200 лет считается совсем небольшой; некоторые произведения дошли в разновременных версиях, промежуток между которыми составляет более 500 лет) и разграничения шумерских и аккадских литературных памятников. В. К. Афанасьева отмечает: «Мы не всегда можем сказать, на каком же именно языке был создан памятник первоначально – на шумерском или на аккадском: переводы с одного языка на другой выполнялись регулярно, особенно когда речь шла о гимнах, молитвах, богослужениях. Создается впечатление, что для жителей древнего Двуречья не играло существенной роли, на каком языке написано сочинение. Например, в одном аккадском каталоге, содержащем заглавия и первые строки ритуальных и литературных текстов, аккадские и шумерские названия перемешаны: из девяти произведений, создание которых приписывалось богу мудрости Эйе, четыре представляют собой аккадские “омина” с шумерскими заглавиями, три имеют аккадские заглавия, а два последующих дают начальные строки шумерских литературных текстов, известных нам, однако, в двуязычной шумеро-аккадской версии. Видимо, какие-то иные критерии, а не языковая принадлежность, определяют в данном случае культурную основу литературного труда»[474].