История Мишеля Боннара: Куранго

– Я итальянец, для нас красивая женщина должна быть похожа на Монику, не на белесого кудрявого полуребёнка без вторичных признаков взросления!

– Ты не рассмотрел! – взволнованно закричал Боннар и махнул рукой. – Хотя ты просто не способен разглядеть женскую красоту. Эмма прекрасна, и я влюблен в неё. Я не чувствовал такого сотни лет.

Поль схватил Мензони за плечо, будто потерял равновесие:

– Знал бы ты, как это? Не чувствовать любовного томления так долго! – вскрикнул он.

Мензони открыл входную дверь и кивнул на улицу, но, услышав упрёк, он резко остановился:

– Еще раз повтори? Я не способен разглядеть женскую красоту? Так ты сказал? Я не умею? – маэстро был на взводе.

– У меня нет прав, садись, – велел Поль, открывая внедорожник.

– Я не способен разглядеть женскую красоту, – повысил голос Мензони. – Я? Я – Люка Мензони, – последнюю фразу Люка почти прокричал.

– А я, Поль Боннар, – внук величайшего Мишеля, – повторил его интонацию Поль.

– А я – Дориан Грей, – сказал кто-то поблизости.

Хохочущий почтальон, оседлав старенький велосипед, стоял возле.

– Я так понимаю – никто из вас не Виктория? – почтальон переводил взгляд с одного мужчины на другого.

– Виктория – жена моего брата, – пояснил Поль, – она будет в начале недели.

– Не будете ли вы любезны расписаться тут, – он указал на графу длинного списка. Поль послушно вывел фамилию Ви и взял в руки плотный конверт.

– Непременно передайте это мадам! – строго велел почтальон и, вдев ногу в педаль, отправился дальше.

Поль кивнул и сел на пассажирское кресло. Пакет с документами благополучно опустился на заднее сиденье.

Люка хмуро включил зажигание и вырулил из двора.

– Ты сказал, что фантазия у меня в крови, – осторожно напомнил Поль другу его слова, – ты правда так считаешь?

Мензони кивнул.

– Отчего я не могу?

– Чего ты не можешь, Поль? Обвинять и ехидно издеваться у тебя вполне выходит, – не упустил возможности напомнить про свою обиду Мензони.

– Отчего я не могу писать как мой дед?

– Никто не может писать как твой дед. Но это не значит, что тебе не стоит попробовать. И потом, – Люка замер, будто догадавшись о чем-то, – и потом, зачем писать как твой дед, пиши как ты!

– В каком смысле, как я? Я никак!

– Поэтому и никак, что сравниваешь себя с дедом, а ты должен уяснить, что Мишель Боннар – единственный, больше такого нет и не будет, а ты Поль Боннар, его внук и, вполне вероятно, тоже величайший писатель, однако ты – это не он, и не должен писать так же или похоже, ты должен писать как ты, как велит твое сердце, разум и муза.

– Я боюсь. Я боюсь, что все начнут насмехаться, а потом скажут: куда он лезет? И это правнук великого Боннара? Вот его дед, да…он великий, а этот – жалкое подобие таланта, так, не талант, лишь попытка. Природа отдохнула на детях, и Поль Боннар самый яркий тому пример!

– Поль, скелетом ты был гораздо увереннее в себе!

– Мне нечего было терять. Скелетом я был покорным своей участи фаталистом, а сейчас я пишу жизнь на чистовик и боюсь сделать ошибку.

– Мне сложно понять тебя, хотя я и пытаюсь. Но я знаю одно, если ты должен писать, рано или поздно ты это сделаешь. Если нет – то и, – Люка пожал плечами, – значит, у тебя другой путь. И потом, – он вновь замолчал, – если можешь не писать – не пиши, а если тяга непреодолима – это твоё!

Поль молчал и грустно смотрел в окно.

– У меня получится?

– Не узнаем, пока не попробуешь!

Поль кивнул:

– Непременно, сегодня же, Люка. Сегодня!

* * *

Поль понуро сидел на синей тахте в центре просторной гостиной. Перед ним, на маленьком кофейном столике, стояли начатая бутылка красного вина и бокал со следами бордовых разводов. Этот бокал несчастный влюбленный время от времени проворно наполнял и опустошал, несмотря на то, что предметы перед его глазами уже расплывались. Поддерживая печального друга притворной бодростью, по соседству расположились Вики и Адам. Мензони, вытянувшись в струнку, стоял напротив и рассказывал. Эмоциональный архитектор несколько раз за недолгую историю прижимал руки к сердцу, затем ко лбу, а потом и вовсе, расставив их широко, поднял плечи:

– А потом она говорит: извините, Поль, в моей жизни грядут большие перемены, – Люка жеманно закусил губу, – с вызовом сказала, с гордостью! И при этом улыбнулась!

– А он? – растерянно спросила Виктория и покосилась на «дядюшку».

– А что он, Вики? Счастья пожелал. Галантен, как всегда.

– А она? – повторила Виктория.

– А что она? Спасибо, говорит, за пожелание. Рада знакомству с братом Адама.

– И уехали?

Люка кивнул.

– Ты думаешь о том же, о чём и я?

– Тут не о чем думать, она выходит замуж за этого безусого юнца, – раздраженно выкрикнул Поль, – только вдумайтесь, моя Эмма и этот. Он ровным счетом ничего из себя не представляет! Я даже не могу вспомнить, как он выглядит. Моя память уничтожает всё невыразительное. Кроме очков и тощих плеч – ничего! Кто он вообще такой? Откуда?

– В этом есть и что-то ободряющее, Боннар, она любит докторов! – усмехнулся Люка.