История Млечного пути

‒ Сын? ‒ Я бы хотел удивиться, усмехнуться но, к сожалению, не мог, не имея тела, головы, лица и соответственно мимических мышц. ‒ Ты не мой отец. Ты просто зачем-то используешь его визуальную модель, чтобы контактировать со мной!

Теперь, я уже видел много. Я видел, что находится за пределами человеческого сознания и восприятия, я побывал за пределами Млечного Пути и знаю, как вспыхивают звезды, зарождая новые миры. Как потухают они, забирая в небытие все, что когда-то породили. Знаю, как новорожденная планета, вылетевшая из лона того, что мы называем сверхновой, расчищает себе орбиту, разбрасывая своей раскаленной до предельных температур поверхностью, более мелкие объекты. Если повезет, она не столкнется с чем-то, что по размеру окажется массивнее нее или достаточно массивным, чтобы нарушить ее правильное и хрупкое равновесие на пути к тому, чтобы стать новым миром. Если повезет, ее орбита окажется на правильном расстоянии от звезды. Остывая, ее кратеры и вулканы, начнут испарять мегатонны газов. Эти газовые испражнения не будут исчезать в пустоте. Они останутся тут, сдерживаемые ее гравитацией, а парниковый эффект быть может, сформирует океаны, а океаны ‒ жизнь.

Потом, когда-нибудь, эта жизнь, конечно же, погибнет. Это неизбежно. Но это потом. А пока, я видел своими глазами рождение и не совсем понимал, зачем тому, кто показывает мне все это, нужно прятаться за образом моего отца.

‒ Корин. ‒ Уста его снова разомкнулись, но голос опять не успевал за движением губ. ‒ Я тут, рядом с тобой.

‒ Нет! Этого не может быть! ‒ Я отлетел от него, в понятии Вселенной, наверное, на несколько парсек и туманности, где-то подо мной, залились новыми красками. ‒ Это все обман! Кто бы ты ни был, зачем ты меня обманываешь? — Но, образ Владислава Ройа все еще был рядом.

Я отлетел снова, но улететь не мог. Его образ, следовал за мной всюду как приклеенный. Он летел точно так же, с той же скоростью, не отставая меня ни на метр, словно привязанный. И он не менял своей позы со странно подогнутыми ногами и немного раскинутыми в стороны руками. Не менялось и выражение лица. Ни один волос на его голове и в бороде не шевельнулся в этот момент. И это было жутко неестественно и совершенно не по-настоящему. Не человек. Бездушная вещь в человеческом обличье.

‒ Разве ты не можешь хотя бы один раз в своей жизни послушать и сделать так, как я говорю! ‒ Голос повысился, еще бы немного и он перешел бы на крик.

‒ Что? ‒ Это прозвучало так резко, словно слова разрезали меня пополам.

Меня пошатнуло. На какое-то мгновение мне показалось, что мой отец и в самом деле находится тут, рядом в этом, как казалось, ненастоящем теле, только внешне напоминающим человека. Это были слова, которые я когда-то слышал очень часто в своей жизни. Я снова обратил внимание на его лицо. Снова поймал на себе его неживой взгляд, не выражающий никаких эмоций, а только слова, которые явно исходили не от него, интонация голоса, выговор, делающий акцент на «я». Но это все было настолько реально, что этого было достаточно, чтобы в него поверить. Поверить в его присутствие здесь.

‒ Посмотри, что ты наделал! Смотри, чего ты добился! ‒ Вместе с голосом, таким знакомым и, казалось давно забытым, в меня вновь вливалась боль.

И хотя я понимал, что это не мой отец, а только его оболочка, лишь образ, который я даже не вижу, а ощущаю и в действительности его, конечно же, нет рядом. А то, что он говорит, очередное испытание чувств и воспоминаний, пережитых мной когда-то и вытянутых из моей памяти. Заглушить и подавить в себе эту боль я не мог. Слишком сильны были чувства противоречия по отношению к этому человеку. С одной стороны, который дал мне жизнь, вырастил и воспитал, и с другой, который пытался сломать меня, лишить мечты и запереть в стенах фамильной фермы.

Это была боль на стыке любви и ненависти. Боль, которая была гораздо больше моего нового естества размером с атом.

Все всплыло разом. Все. Как я покинул дом. Как спорил с ним. Ссорился и протестовал против его упрямства. На семейном ужине в честь моего отправления учиться в Неополис претерпел от него унижения. Как плакала мать, от того, что невозможно было примирить двух родных ей людей. Вспомнил, как уезжал и как поклялся больше никогда не возвращаться, пока не смогу доказать, что добился всего сам, без его помощи, без его фермы и что мной можно гордиться.

Только вот… Тело мое, настоящее, человеческое, лежит сейчас на поверхности ледяной древней планеты. Мертвое или нет, я так еще и не понимал, или не помнил, но точно знал, что вернуться и доказать что-то своему отцу, которого и любил и ненавидел, одновременно, я уже никогда не смогу. И от этого стало еще больнее!

Так что да, отец, ты прав. Хоть ты и не настоящий, и в самом деле тебя тут нет, ты как всегда оказался прав. Вот именно это я и натворил!

‒ Сердце твоей матери не выдержало, когда мы получили сообщение о твоей гибели! Ты, убил ее!