История Млечного пути

‒ Я вмешался. Мне разрешили. Почему я не знаю и, наверное, эта тайна будет преследовать меня до конца жизни. Если я должен был жить другой жизнью, почему вы с Виктором просто не погибли там на той планете и никогда не спасли бы меня.

‒ Как, ты это делаешь?

‒ Я уже говорил, что дабы направить развитие истории какого-то мира, да хоть нашего, в определенное русло, в нужный момент вводится необходимый персонаж, наделенный способностями, с помощью которых он становится пророком.

‒ Вводится?

‒ Он рождается, командир. Живет, растет и в какой-то период своей жизни понимает, что он не просто человек, он миссия. ‒ Внезапно меня сразил приступ кашля. ‒ Невозможно воздействовать на уже рожденного человека, но можно внести изменения в него до его рождения. Точнее, запрограммировать рождение. Этот миссия создаст религию и объединит вокруг нее весь мир. Христианство, ислам, иудаизм, буддизм. Везде были свои великие пророки.

Маер вздохнул.

‒ Но ты говоришь, что можешь вносить изменения в человека? Как мне, голос тогда отключил.

‒ Нет, это иное. То, что я получил, дает мне возможность управлять любым персонажем этого мира, но не делать его другим, не менять.

‒ Покажи. ‒ Маер подвинулся ближе.

Я снова попытался сконцентрировать взгляд на беспорядочно толпящихся людей на секторальной площади и выделить одного того, что все еще вел дискуссию, стоя на каком-то ящике в окружении последователей своей веры.

Внезапно пророк, резко замолчал и, сложив руки вдоль тела, выпрямился во весь рост, словно солдат в карауле, и упал плашмя вперед со своего ящика-трибуны, на металлический пол зала ожидания.

Все произошло так быстро, что никто не успел ничего сообразить. Никто не подхватил его в момент падения и должно быть, ударившись, он разбил себе лицо и возможно голову. Но это было настолько эффектно и впечатляюще, что Маер едва не захлопал в ладоши от увиденного представления.

Потом послышались крики и кто-то засуетился. Ближайшие приверженцы, побросав плакаты, стали поднимать своего лидера, приводить в чувства, но тот снова падал на пол, и казалось, с каждым разом старался удариться об него сам как можно сильнее. Кто-то звал врача. Толпа зевак стала образовывать плотное кольцо вокруг случившегося, и уже видно ничего не было, пока два отряда обеспечения правопорядка, расталкивая народ, стали протискиваться в центр событий, чтобы понять суть происходящего.

‒ Что ты сделал? — Пытаясь лучше рассмотреть происходящее, командир поднялся на ноги.

‒ Я парализовал его и для большего эффекта отключил пространственную ориентацию, от чего не чувствуя своего тела, но все понимая и ощущая, он интуитивно пытается перевернуться вниз головой, думая что так правильно. ‒ Я видел, что Маер был удовлетворен представлением.

‒ Ладно, теперь отпусти его.

‒ Уже. Он уже в порядке. Пришел в себя. Разбитый нос и несколько синяков особого физического вреда ему не принесут, а вот осмысление того, что вообще это было, пусть преследует его до конца дней, каждый раз, когда он будет читать свои проповеди.

Из толпы зевак, двое мужчин вывели проповедника и, поддерживая под руки, повели прочь. Патрульные отряда обеспечения правопорядка шли следом, не забывая по дороге напоминать людям, чтобы расходились и не толпились в одном месте.

‒ И что дальше? ‒ Маер уселся обратно. ‒ Станешь новым Иисусом или Мухаммедом? Будешь создавать свою религию?

Наконец, он начинал что-то понимать.

‒ Я думал об этом. Это, как я уже говорил, величайший соблазн из всех какие только могут быть и я не должен поддаться ему.

‒ Почему же? ‒ Маер хмыкнув, развел руками. ‒ Если на тебя вдруг свалилась такая возможность, то почему же не воспользоваться ей?!

‒ Этому миру не нужна новая религия. Ему не нужны новые спасители и пророки. Я получил то, что мне не причитается, и я не имею никакого права менять этот мир.

‒ И кто тебе может помешать? ‒ Маер вскрикнул и снова встал напротив. ‒ Представь, сколько всего плохого творится в мире, и сколько хорошего ты сможешь ему дать. ‒ Грек положил обе руки мне на плечи и посмотрел в глаза, убеждая. ‒ Сколько сможешь изменить и сколько жизней спасти. Ты, в конце концов, мог бы остановить эту войну, что заперла нас тут!

‒ Нет, командир. ‒ Я стряхнул с плеч его руки и сам поднялся на ноги. ‒ В Вас говорит честолюбие. Не более. Война это то, что должно было случиться. И все плохое, что есть в этом мире, это то, что должно быть. Менять что либо, у меня нет никакого права. А если я все-таки окунусь в это, то поверьте, отвечать придется всему человечеству.

‒ И что ты будешь делать?

‒ Я вернусь обратно.

‒ Обратно?! ‒ Маер пошатнулся от таких слов. ‒ На Бету, что ли?

‒ Нет. В ту жизнь, из которой Вы меня вытащили. В ту жизнь, где у меня есть семья. Жена и дети. В ту жизнь, где я счастлив.

Чувствуя жуткую усталость, которая еще сильнее обостряла чувство отторжения моего тела самого себя, я медленно побрел в сторону переходов и лифтов.