История моего бегства из венецианской тюрьмы, именуемой Пьомби

Я задержал свой взгляд на слуховом оконце, выходившем на канал на высоте двух третей от ската крыши. Оно находилось довольно далеко от того места, где я вылез, поэтому ясно было, что освещаемый им чердак не принадлежит зданиям тюрьмы, откуда я сбежал: оно могло находиться в каком-то чердачном помещении, жилом или хозяйственном, расположенном над апартаментами дворца, двери которого на рассвете, несомненно, будут открыты. Дворцовые слуги или прислуга семейства дожей, если увидят нас, то поспешат вывести оттуда и сделают все возможное, чтобы помочь, и ни за что не отдадут в руки правосудия, пусть даже признают в нас злейших государственных преступников. Окрыленный этой идеей, я решил осмотреть слуховое окно, для этого поднял сперва одну ногу и соскользнул на расположенную параллельно небольшую крышу — козырек три фута длиной и полтора шириной. Я сильно наклонился вперед, крепко держась руками за края крыши и вытянув шею; я увидел, скорее, почувствовал на ощупь тонкую железную решетку, прикрывавшую окошко, составленное из круглых стекол, скрепленных между собой небольшими свинцовыми пазами. Окно это не представляло серьезного препятствия, хотя и было закрыто, но для решетки, пусть даже тонкой, требовался напильник, при мне же был только мой эспонтон.

Я пребывал в задумчивости, полный грусти и смятения, не зная, что предпринять, когда произошло совершенно естественное событие, которое моя изумленная душа восприняла как настоящее чудо. Надеюсь, это чистосердечное признание не принизит меня в глазах читателя, склонного к философствованию, если он поразмыслит над тем, что человек в моменты волнения и отчаяния способен совершить лишь половину того, что может сделать, находясь в своем нормальном, спокойном состоянии. Колокол собора Святого Марка, пробивший в эту минуту полночь, был тем самым событием, которое потрясло мой ум и вывело из охватившего меня опасного оцепенения. Этот колокол напомнил мне о том, что начинавшийся день был днем поминовения всех святых, и если у меня имелся заступник, то это был и его день; но еще более мою отвагу подхлестнуло мирское пророчество, которое я почерпнул у моего любимого Ариосто: «Tra il fin d’Ottobre е il capo di Novembre» — это был именно этот миг. Если вольнодумец, переживший великое несчастье, становится набожным, то почти всегда к вере примешивается и суеверие. Колокол этот заговорил со мной, он призывал меня к действию и предвещал победу. Я засунул пику в оконную раму зарешеченного окна, полный решимости выломать ее целиком. Мне потребовалось всего полчаса, чтобы разнести на кусочки четыре деревянных паза. Решетка осталась у меня в руках, и я прислонил ее к окошку. Мне не составило труда разбить окно, хотя я до крови поранил стеклом в нескольких местах левую руку.