– Выходит, каждый получил что хотел. Совсем как в сказке.
– Наверное, так и есть, – сказал я. – Я же говорил, что Минск – это город сказки. Но есть еще два предположения.
Она с любопытством взглянула на меня.
– Может быть, – продолжал я, – Михаил выдумал эту историю, а на самом деле ничего такого не было.
– А другое предположение?
– А может быть, это я сейчас выдумываю историю. И не было ни Михаила, ни датской пары.
Она снова произнесла «Wow!».
– Как видите, все может стать историей, – сказал я, – и у вас нет никакой возможности понять, где кончается правда. Люди постоянно врут друг другу.
– И вы тоже?
– Если нужно – да. Но обычно я не испытываю необходимости так утруждаться.
– Значит, история о Михаиле – правда.
Я усмехнулся.
– Да, правда. Если бы она не была правдой, вы, кажется, были бы разочарованы.
– Как вы связываете эту историю с Арзу?
– Люди безумны, – сказал я. – Они не сознают, что делают. В голове у них сидит диктатор, который управляет их гормонами, а они этого не замечают, считая, что совершают поступки по собственной воле. Возможно, то, что Арзу постоянно говорила о том, как любит мужа, было просто попыткой убедить в этом саму себя. Может, она его на самом деле ненавидела. Может, ходила к другим и наказывала его за то, что была вынуждена выйти замуж за этого человека. Я же сказал, что люди безумны.
– Очень странно, что такой, как вы, называет людей безумными.
– Да, возможно, странно, но все, что я говорю, – истина. А истина всегда странна.
Я взглянул на часы – шел первый час ночи. Я спросил девушку, забронировала ли она номер в пансионе, оказалось, что нет – она совсем об этом позабыла. Но ведь пансион совсем рядом с домом, и она прямо сейчас туда пойдет. Я сказал ей, что пойти туда она не сможет. «После полуночи бакалейщик запирает дом, и все его семья ложится спать». Мы выглянули в окно – двухэтажный дом соседа был погружен во тьму. Журналистка слегка заволновалась.
– Могу выделить комнату, кушетку и ванную, – предложил я.
Она испуганно перебила меня:
– Нет, нет, это невозможно! Я не останусь здесь, я лучше позвоню в пансион – как-нибудь да услышат.
Я не стал настаивать. Девчонка ушла. Так как пансион находился сразу за моим забором, я смотрел ей вслед, прислонившись к входной двери. Она открыла железную калитку, вошла во двор, позвонила в звонок, потом еще раз позвонила и еще раз. Звонок звучал в ночи грустно, словно стон совы, но никто не открыл. Она принялась стучать кулаками в дверь, заглянула в окна первого этажа, но там не появилось ни движения, ни света. В конце концов журналистка вернулась.
– Где же эти люди?! – возмущалась она. – Тут даже глухой услышит.
– Возможно, они уехали к родственникам в соседнюю деревню, а может быть, где-то гуляют на свадьбе. Понятия не имею. Может быть, всю семью убил какой-нибудь преступник.
Она вздрогнула:
– Какой еще преступник? Их что, тоже убили?
Я засмеялся:
– Откуда мне знать! Если в этой деревне уже начались убийства, то, может быть, они продолжатся.
Она странно посмотрела на меня – я не уверен, был ли в ее глазах страх. Ну а я сказал:
– Раз уж пансион закрыт, остается два пути.
– Какие?
– Или ты ляжешь спать в будке Кербероса, – пожал я плечами, – или в моем доме. Не беспокойся, у комнаты, которую я тебе предоставлю, надежный замок.
Она долго размышляла, затем спросила, нет ли поблизости еще пансиона, и, узнав, что нет, нехотя согласилась.
– Кажется, у меня и в самом деле нет выбора, – вздохнула она. – Я только боюсь, что доставлю вам беспокойство.
– Вообще-то ты права, – согласился я. – Под этой крышей, кроме Мехмеда и меня, еще никто никогда не ночевал. Я и сам этого не хочу, но…
– Что значит – «но»? – спросила она с любопытством.
– Кажется, другого выхода и в самом деле нет. А ты непохожа на тех, кто доставляет беспокойство.
Произнеся эти слова, я внезапно заметил, что давно перешел с «вы» на «ты», но она не обращала на это никакого внимания.
Нужно было немного подготовить комнату, в которой предстояло переночевать девушке. Мы вместе пошли туда и разобрали кушетку. Поднявшись к себе, я достал из шкафа выстиранное, выглаженное и аккуратно сложенное заботливыми руками Хатидже-ханым постельное белье и полотенце. Потом вновь спустился. Девушка сидела на кушетке, безвольно опустив руки. Я спросил, о чем она думает. Оказывается, она думала о Михаиле и о том, правду ли я ей рассказал. А если правду, за что женщина так обошлась бы с собственным мужем?
– Мне кажется, Михаил говорил правду, – ответил я. – Это было ясно по тому, как он был взволнован. Понять, почему датчанка так поступила, мы могли бы, только выслушав их рассказ, но у нас нет такой возможности. Да и все равно неясно, где кончается правда и начинаются выдумки.
Она достала из своей большой сумки айпад и спросила, есть ли в доме интернет.
– Есть, – ответил я.
Она спросила, можно ли узнать пароль.
– Попробуй догадаться, – улыбнулся я. Ее лицо внезапно просияло.
– Керберос! – догадалась она.
– Угадала, – сказал я.
Затем она спросила название отеля в Минске и сказала, что перед сном хочет посмотреть, где произошла история.