История моего моря

Старик – шаман с руками, от кончиков пальцев и до локтей расписанными извивающимися змеями, кусающими свой собственный хвост, говорит: Скорпион… Ты управляешь глубиной и спокойными водами. Все пруды, провалы и пропасти, тёмные области, что существуют ниже уровня земли – Мати, растения, животные и люди, все, что привыкли жить в тени – твоя стихия, мой сын. Все пещерные храмы посвящения, тайные библиотеки и обители великих адептов будут тебе открыты. Скрытая тайна – есть твоя суть. Повсюду, где нет доступа солнечного света и где постоянная тьма, влияние Скорпиона.

Я улыбаюсь во сне, слушая СТАРИКА…

* * *

Хочешь, я расскажу тебе, как я полюбил Темноту?

Ну, если не хочешь не слушай, мне просто нужно выпустить эту историю туда, ну, куда она полетит, пусть она вырвется наружу, прочь из меня, и больше не мешает мне спать.

Так вот, если ты хочешь, то слушай…

* * *

Гавань. Я отчалил из дома, спустя час после того как написал, той чье имя давно потерял и забыл. А нашел я ее, в вездесущей сети Интернет, на очередном из сайтов знакомств. Там не было ее фото, смайлик сказал: «привет» и спросил: «не люблю ли я встречать закаты, затаившись у балконной двери, глядя на розовеющие облака, что уносит ветер перемен». Я ответил: люблю… Хотя, конечно, совсем, не любил. Но, очень хотел найти ту, что способна видеть мир также, как я. Как два сумасшедших, мы сговорились встретиться у городского почтамта, там, где отмечен нулевой километр, ровно час спустя и не минутой позже. А если опоздаем, то разойдемся как в море корабли, каждый в свою тихую гавань привычного одиночества. Я тогда успевал лишь почистить зубы и причесаться. Нужно спешить, меня волновала такая игра, вся необычность складывающейся ситуации. Новая встреча… Мне уже хотелось быть с ней, с той, которую я не знал и еще не любил.

* * *

Газель, потные хмурые люди, все скрипит, и вот – вот на голову посыпятся разные гаички, если усатый джигит – водитель газели, снова попадет этим чертовым колесом с лысой резиной в очередную яму в асфальте, каверну в иудейской смоле.

А, я думаю о ней, о своей незнакомке, и представляю героиню романа, отчаянную герцогиню, с глазами, созданными на погибель мужчин, способную заворожить, утопить в глубине, она тонка и гибка словно гимнастка. Пытаюсь определить и выстроить гипотенузу ее тела…, или улыбки. Я представляю ее голой. Я хочу разгадать ее тайну, или просто – хочу…, как никого никогда не хотел.

* * *

Спина. Вначале я вижу только ее спину, спрятавшуюся в сарафан – легкомысленного розового оттенка. Спина затаилась, она хочет казаться частью здания, частью воздуха, частью этого города, или этого чертова мира.

Мне показалось, что в ее точеной ладошке гладиолус или острый клинок, но это был зонт – трость, совершенно белого цвета. Загорелая, гладкая кожа – руки, сжатые в предчувствии встречи – хрупкие плечи.

– Обернись, – шепчу, я склонившись над ее правым ухом, не секунды не сомневаясь, что это – она. Ее глаза – голубая лазурь, пурпур губ, длинная шея. Обернувшись, она как будто совершает глоток, глубже, глубина глядит на меня, сдерживая, готовые сорваться с губ слова.

– Говори, – шепчут ее пурпурные губы.

А я молчу, только смотрю на ШРАМ.

Неровный, похожий на молнию, он начинается от ее левого уха и сбегает вниз до самого подбородка, обезображивая некогда красивое личико девочки – ангела.

Проглотив этот шрам, я говорю: Привет. Беру в свою руку ее тонкую ладошку, похожую на лепесток неведомого цветка и предлагаю: Пойдем.

– Куда? – спрашивает она.

– Куда, глядят твои глаза, – улыбаюсь я.

– Мои глаза, глядят на тебя, я вижу, как волнуется твое море. Лучшее средство его успокоить, это пойти и смотреть на Каму, ты знаешь, что она когда-то – очень давно, была морем?

Я киваю в ответ.

* * *

Уже потом, после нашей прогулки по набережной большой реки, двух порций мороженного, разговоров о разном, и странном, и после того, как в гостинице «Центральная» мы займемся любовью, выйдя от туда, как будто в совершенно другой – изменившийся город. Быть может, это мы тогда изменились. Я узнаю, что в детстве, когда ей было семь лет, ее укусила взбесившаяся собака, прямо в лицо. Ей сделали несколько операций, но шрам остался. Конечно, она много говорила о том, что накопит на пластику и избавится от него окончательно, как от какого-то кошмара, который мешает ей жить и чувствовать себя не хуже других. Я молчу. Только жду, когда она успокоится и можно начать говорить о чем-то другом, или начать целоваться. Вот только закрою глаза… Тогда был первый, и последний раз, когда мы занимались любовью при свете дня, дальше мы делали это, только в темноте, желательно полной…

* * *

Я полюбил ТЕМНОТУ, так я называл про себя девушку со шрамом, и, наверное, от этого быстро позабыл ее настоящее имя, или была другая причина…, не помню, не знаю, или просто не хочу… думать, об этом.

* * *

Я помню, как лежал в полной темноте, под тонкой простыней, или просто так – без всего, скинув с себя последний лоскуток своей оболочки, и ждал, кода она появится из ванной комнаты.