Первой мыслью Миши было: «
— Я не знаю. Я не знаю, что делать, — прошептала она.
— План. Вспомни план.
Расстаться с Майком. Закончить свою работу. Быть с Талем.
— Просто мне так плохо. Честно, я не думала, что мне будет так плохо. Самое страшное позади, как я могу чувствовать себя
— С глаз долой, из сердца вон. Майк не был частью уравнения, пока тебе не пришлось с ним разговаривать, — ответил Таль.
— Боже. Мне надо ему позвонить, я должна убедиться, что с ним все в порядке, — она вытерла лицо и потянулась к телефону.
— Нет.
— Таль, я должна. Даже если он ненавидит меня сейчас, я все равно о нем переживаю. Как называется его отель?
— Я тебе не скажу.
Она посмотрела на него.
— Либо ты мне скажешь, либо я объеду все гребаные отели, пока не найду его.
Он дал ей номер, и она быстро набрала его, попросив соединить с комнатой Майка. Прозвучало пару гудков, прежде чем трубку взяли.
— Алло, — голос низкий и хриплый, не характерный для Майка.
— Пожалуйста, не вешай трубку, — выпалила она.
Наступила тяжелая тишина, его гнев ощущался даже по телефону.
— Почему это!? Я тебе ничего не должен, — прорычал он.
— Я знаю. Мне просто нужно было убедиться, что с тобой все в порядке.
— Нет, я не в порядке! Моя жена мне изменяет! Ничего уже никогда не будет в порядке! — огрызнулся он.
— Майк, пожалуйста. Прошу тебя. Я просто хочу поговорить с тобой. Можно к тебе приехать? — умоляла она.
Таль яростно замотал головой, в то время как Майк ответил:
— Нет. Я не хочу тебя видеть.
— Пожалуйста, Майки. Не решай ничего сейчас, я позвоню тебе утром. Пожалуйста?
— Утром я уезжаю. До возвращения домой тебе лучше подыскать себе новое жилье.
Потом он повесил трубку.
— Я говорил тебе этого не делать, — заметил Таль.
— Замолчи. Просто замолчи! — рявкнула она.
— Хочешь, я закажу ужин? — предложил он.
— Нет. Я больше никогда не буду есть.
— Перестань.
— Я ложусь спать. Может, когда я проснусь, все станет не так плохо, и ничего из этого не будет, — она глубоко вздохнула, вцепившись пальцами в волосы.
— Прекрати. Дело сделано. Какое-то время все будет дерьмово, но ты здесь. Со мной. Мы есть друг у друга, — напомнил он ей.
— Это
— Эй. Хочешь выместить свой гнев на мне? Отлично. Если это то, что тебе нужно, хорошо. Кричи на меня, обзывай, обвиняй во всем. Я сделаю это, приму это ради тебя, — просто сказал он.
Миша резко наклонилась к нему, прильнув щекой к его груди. На мгновение он удивился, затем обнял ее, крепко сжимая. Чувство вины все еще присутствовало, все еще царапало ее сердце, пожирало душу. Но может быть, только может быть, если он будет обнимать ее достаточно долго, вина исчезнет.
Миша должна была верить в это, иначе сошла бы с ума.
Около пяти утра по итальянскому времени телефон Миши зазвонил снова, разбудив ее. Ей звонили весь вечер, но в часовом поясе Детройта сейчас было очень поздно. Кто может звонить в такой час? Миша выбралась из-под руки Таля и взглянула на экран.
—
— Ох, горошинка, во что ты вляпалась?
— Прости меня, папа. Пожалуйста, скажи, что не ненавидишь меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — плакала она.
Позади нее Таль вздрогнул и проснулся.
— В чем дело!? Ты в порядке!? — спросил он, борясь с одеялом. Она отмахнулась от него.
— Я никогда не смог бы тебя ненавидеть, детка, ты мое солнышко. Моя причина жить. Я знал, что что-то не ладно, просто не мог понять. Теперь все обрело смысл. Должен сказать, я не одобряю твой поступок, — начал ее отец. — Хотел бы я, чтобы ты этого не делала. Но я понимаю, детка. Правда, понимаю.
— Прости меня, папа. Мне очень-очень жаль. Я не хотела тебя разочаровывать, — всхлипнула она, плача так сильно, что было трудно говорить.
— Ну, это невозможно, дорогая. В какой-то момент я разочаровывал всех, кого знаю. Черт, я даже разочаровал тебя пару раз — помнишь, как я забыл забрать тебя с футбольной тренировки младшей лиги, и ты спала в блиндаже на поле? Я до сих пор это помню.
Миша рассмеялась. По-настоящему рассмеялась, будто впервые за целую вечность.