Котел снимали мучительно долго, трудно. Пузатое трехтонное тело его страшной тяжестью нависало сверху. Мне хотелось убежать, спрятаться или хотя бы закрыть глаза. Ребята отвинчивали болты по очереди, вздрагивая при малейшем скрипе: выбежать из-под котла не успеть! Ребята менялись, а я молча и неподвижно стоял под котлом до тех пор, пока Котченко не сказал:
— Брось, Степаныч, нас воодушевлять, отойди.
— Все равно: если кого-нибудь из нас задавит, Степанычу сидеть, — Дербенев нервно засмеялся.
Я промолчал, но из-под котла не ушел.
Болты оставили в отверстиях, котел зажал их, гайки сняли. Осторожно и молча вылезли наверх. Я заставил себя идти последним.
На палубе стояла тетя Феня, сложив на груди руки.
— Обед готов, Павел Степанович.
Ага, уже и она признает во мне начальника! Мимоходом распорядился:
— Обедать будем через полчаса.
Никто не возразил.
Присели на корточках на площадке и, заламывая гаечными ключами, стали высвобождать болты. Котел совсем не страшно дернулся и повис на цепях.
Шилов распрямился и, сверкая глазами, громко сказал:
— Вот это мы! Вот это Степаныч!
Все засмеялись; я вытер потное лицо. Котченко опять обнял меня за плечи.
— Иди, Степаныч, покури, а мы тали ослабим. Иди, иди.
Я сел на нос понтона, спустил за борт ноги. На воде зайчики… Далекий берег, чистое, высокое небо… Хорошо!
Проснулся я оттого, что меня кто-то толкал в бок:
— Обед готов, — Котченко улыбался, глядя на меня. — Сморился, Степаныч?
Ребята, как и вчера, сидели в каюте тети Фени. Я сел на свое старое место.
— Решил? — сразу же спросил меня Шилов.
— Что это?
— Да площадку вместе с лебедкой двумя кранами поднимать, ведь вчера говорил. Сегодня бы и кончили.
Я испуганно вздрогнул: то, что казалось совсем простым вчера, сегодня уже было очень сложным! Просто страшным…
— Я подхожу к нему, а Степаныч сидит и… думает! — Котченко подмигнул мне и захохотал.
— Нет, еще не решил, — серьезно ответил я Шилову.
— Брось, Петька! — Котченко перестал смеяться. — Не подбивай Степаныча, это не шутка.
— Не ему отвечать! — кивнул Дербенев на Шилова.
— Молчи, сволочь!
— Вам, ребята, — сказал я Шилову и Дербеневу, — надо ходить обедать в разные столовые.
— У них условный рефлекс! — сказал Котченко. — Как суп увидят, так драться. Это наследственное. А, Петя?
— А я согласен с Петей! — вдруг заявил Солнышкин. — Раз инженер — значит, не должен бояться.
— Ну, ну, — Котченко провел ему по губам рукавом куртки, — утрись сначала!
— Он прав, — сказал я. — Только… надо подумать.
Съели суп, потом второе. Тетя Феня, как и вчера, стояла у стены и говорила:
— Мой любил котлеты с картошкой. Страсть!
Никто по-прежнему не отвечал ей.
Надо решать!
Поели. Закурили. Я вдруг увидел, что ребята очень сильно похудели. Завтра они будут еще слабее…
Хорошо бы поставить площадку крана прямо на рельсы понтона, — значит, ее надо перевертывать еще в воде.
В каких местах и за что брать кранами? А если… если неудача?
Даже если крановщик чуть-чуть ошибется… Нет, этого просто не может быть! Площадку, наверно, уже засосало, занесло песком. Но ведь запас прочности у крана есть, без этого не бывает ни одной машины. Если удастся — уже сегодня кран будет в порту! Ведь, это правильно, я инженер, должен уметь рассчитать…
Солнышкин опять спал, но никто уже не обращал на него внимания. Тетя Феня медленно и молча убирала со стола. Лица у ребят воспаленные, глаза красные… У Дербенева дергается щека…
— Что же будем делать? Давайте решать, — неожиданно для себя сказал я.
— Надо поднимать! — быстро, решительно выговорил Шилов и тотчас же посмотрел на Дербенева; тот отвернулся.
Котченко молчал.
— Страшно! — наконец сказал я.
— Конечно, — быстро согласился Котченко. — Только… ведь расчеты должны точно ответить: можно или нет?
— Саша, а ты как? — спросил я у Дербенева.
— Не знаю, — ответил он. — Опасно… Если только всем следить в оба глаза!..
— Вот-вот! — быстро сказал Шилов. — И потихоньку, по сантиметрику! Все, Степаныч, отвечать будем, если что…
Я все молчал.
Котченко хлопнул меня по плечу:
— Чем быстрее кран поднимем, тем лучше. Понял, Степаныч?
— Хорошо, ребята, — сказал я. — Давайте думать. Только здесь стараться придется всем, я один ничего не сделаю.
Взяли чертежи. Сидели все рядом. Я высчитывал вес узлов. Соображали, в каких местах заводить тросы. Все было очень просто, буднично и даже быстро. Пароход как раз переставлял баржи, и краны были свободны. Покричали им туда, и пароход привел два крана. Я соврал, что поднимать двумя кранами — распоряжение начальника порта.
Машину и котел подняли на понтон легко. Только, выходя из воды, котел задел за площадку, вдруг замер, и кран, поднимавший его, начал клониться, клониться вниз. Я что-то закричал. Громко, до рези в ушах. Но крановщик уже стравил трос, котел повернули ломами, он легко вышел и встал на палубу. Да, когда кран нес по воздуху машину на понтон, она стала выскальзывать из тросов. Крановщик нес ее все быстрее, она скользила, скользила, — я зажмурил глаза и отвернулся. А когда снова открыл их, ребята снимали с машины тросы и смеялись надо мной.