История моей любви

Он быстро шагнул в коридор и вошел в палату. Девушка с халатом в руках побежала за ним.

Через минуту она почти под руки вывела Шилова обратно. Он молчал. Вышли на улицу и остановились.

— Ну? — нетерпеливо спросила Смородина.

Шилов помолчал еще и подчеркнуто равнодушным голосом ответил:

— Нет, чего он будет плакать: не женщина!

— Степаныч, наверно перепутал: это он сам плакал, — Смородина засмеялась.

— Брось, Стешь, — как обычно, остановил ее Котченко.

— Это точно, Петр Ильич не мог плакать, — после долгого раздумья сказал Дербенев.

Вот и угол. Здесь надо сворачивать, если идти к Тине. Идти или нет? Выспался бы дома. Завтра встал пораньше и — в порт. Конечно идти, ведь два дня не видел ее. И даже не звонил! Я остановился.

— Ты разве не домой? — спросил Шилов, тоже останавливаясь.

— Нет…

Все молча смотрели на меня. Я покраснел.

— Тебя дома Аннушка ждет, — сказала Смородина. — Она даже в порт приходила…

— Ну, до завтра, — я быстро пошел через улицу.

Нехорошо вышло, не по-дружески! А ведь столько всего пережили вместе за эти два дня. Почему это всегда все, что связано с Тиной, выходит плохо для других? Чем-нибудь да плохо…

Вот и высокий петунинский забор. Гремит цепью Джек. Калитка, конечно, закрыта. Нет, сегодня же скажу Тине, пусть решает окончательно, хватит!..

Калитку открыла та женщина, что обычно возится у них во дворе. Я до сих пор так и не знаю, как ее зовут. Вошел во двор. Женщина узнала меня, тщательно закрыла снова калитку и молча ушла: прислуге, так сказать, с господами разговаривать не полагается!

В доме играла веселая музыка. Уже и забыли, наверно, про меня… Яркий свет из окон по-домашнему уютно, будто на сцене театра, освещал аккуратный дворик, кусты смородины, какую-то не по-настоящему красивую садовую березу в стороне. Я постоял, закурил и тихонько вошел в дом.

Из прихожей в комнаты была раскрыта дверь. Дагмара танцевала одна и чему-то улыбалась. Феликс косился на Тину и сосредоточенно крутил ручку патефона. Тина сидела с ногами в углу дивана и читала книжку, уткнувшись подбородком в ладони. Она в старой домашней курточке, волосы причесаны гладко, бледное лицо… И я вдруг понял, что все эти дни она ждала меня. Я смотрел на ее волосы, лицо, сиротливо сведенные плечи, кончик ноги, торчащей из-под юбки, и чувствовал, что люблю ее, люблю больше всего в жизни!

— Тина! — тихонечко позвал я.

Она вздрогнула, подняла голову и посмотрела в окно. Я молчал. Секунду подождала и, жалобно скривив губы, опять нагнулась к книге. Решила, что послышалось… Дагмара все танцевала, Феликс по-прежнему возился у патефона.

— Тина! — громко сказал я..

Она вскочила, заплакала и бросилась ко мне на грудь. Ее пальцы, крепко охватившие мою шею, мелко-мелко дрожали, она прижалась холодным носом к моей щеке:

— Я думала, тебя уже посадили!..

Музыка оборвалась. Подбежала Дагмара. Сзади подошел Феликс, на его худой белой щеке дергался живчик.

— Кстати, — громко, отчетливо выговорил он, — как обстоит дело с судом?

— Не знаю, — ответил я; подвел Тину к дивану, и мы сели рядышком. Она молча счастливо улыбалась, заглядывая мне в глаза.

Те двое стояли перед нами; Феликс нетерпеливо дергал ногой.

— Да не бойтесь вы! — сказал я. — Действительно не знаю. Это же не главное.

— Что-то непонятно! — проговорил Феликс, отошел, сел, достал папиросы, закурил; Дагмара смотрела мне в рот.

— Мы, Тина, подняли кран! За два дня. Такие ребята оказались, знаешь!.. Вода-то — как лед!

— Вот кран — это действительно не главное! — опять по-своему четко выговорил Феликс.

— Тебя будут судить? — тоже спросила Тина, чуть отстраняясь.

— Да не знаю я!

— Интересно.

Дагмара подошла к столу, сняла одну скатерть, начала стелить другую. Феликс с чужим, холодным лицом смотрел в окно; Дагмара подсела ко мне, выжидательно сказала:

— А Феликс уверил нас, что вас уже, наверное, взяли.

— Поторопились!

— Кто?

— Вы, кто же!

— Нет, ты все-таки объяснись, — после молчания негромко, но твердо попросила Тина и покосилась на Феликса. Лицо ее неуловимо изменилось, разгладилось, отвердело.

— Что объяснить?

— Простите, но я хочу пояснить, — Феликс положил ногу на ногу, покачал ею. — Мы — хозяева этого дома. За укрывательство полагается статья…

Я вскочил, он сразу же замолчал.

— Тина, уйдем отсюда. Я просто прошу тебя… — Я поднял ее за плечи с дивана.

— Хорошо, уйдем. Только сначала скажи…

— Да пойми ты! Мы подняли кран за два дня вместо пяти! Ребята так работали… Витя даже заболела. Сейчас были все вместе у Петра Ильича…

— Надеетесь, что простят, что ли? — спросила Дагмара.

— Простят? Я буду работать, поняли? Работать и работать изо всех сил, это — главное! Собирай вещи, Тина!..

— Это неправда! — отрубил Феликс. — Преступление есть преступление! И влечет за собой наказание.

— Павлик, скажите правду! — тихонько, проникновенно попросила Дагмара.

— Ничего, ничего вы не можете понять.

Тина внимательным, каким-то по-чужому изучающим взглядом смотрела мне в глаза. И вдруг снова села на диван.

— Неужели и ты мне не веришь? — неожиданно охрипшим голосом спросил я ее.