История моей любви

— Поздравляю тебя от лица комсомольской организации с успешным подъемом крана! — Она облизнула сухие губы, прикрыла тяжелыми веками глаза и села.

— Фу ты, господи! — облегченно проговорила Дарья Петровна и перекрестилась. — Это верно, вчера тут, Паша, тебя ребята хором хвалили! Да, — спохватилась она, — скажи ты Витьке, что нельзя ей сейчас в больницу идти. Нельзя!

— Этот вопрос уже решен, — твердо проговорила Витя.

Помолчали. Аннушка прихлебнула чай из Витиной чашки и заботливо сказала:

— Пей, теплый, в самый раз!

— Обедать, Паша, приходите, — Дарья Петровна с аппетитом тянула с блюдечка чай вприкуску.

— Я голубцы твои любимые сделаю, — Аннушка покраснела и покосилась на Витю.

— Аннушка замечательная девушка, ясно? — громко сказала Витя.

— Да, я знаю.

Витя еще посмотрела на меня, подумала и сказала:

— А на бюро мы тебя все-таки разберем!

— Хорошо…

— Саму тебя на бюро разбирать надо. — Дарья Петровна примерилась щипчиками к куску сахара.

13

По дороге в порт я думал: «Сегодня не то что раньше: ясно, куда идти и что делать. Аварийный кран, портальные, диспетчерское… Меня, наверно, уже ждут». И по-прежнему стало немножко страшно.

Понтон с поднятым краном стоял ниже стенки. Я быстро взбежал на него по перекинутой с берега пружинистой доске, поздоровался. Котченко улыбнулся, Шилов почему-то хмуро сказал:

— Власюк кузнеца прислал — мятое разглаживать!

У стрелы стоял, широко расставив ноги, здоровенный, брюхастый мужик борцовского вида в черном клеенчатом фартуке. Сладко улыбнулся мне лоснящимся лицом:

— Снегирев Кузьма Кузьмич, кузнец.

— Акробат, на дуде игрец, — в тон ему торжественно проговорил Шилов.

На жирном лице Снегирева не дрогнул ни один мускул, только чуть прищурились выпуклые светлые глаза, лицо продолжало улыбаться: явно не слышал человек!

Я подумал и сказал:

— Очень приятно, Кузьма Кузьмич. Моя фамилия Кауров. Я очень рад, что вы хотите нам помочь. Можно стрелу выправить, стену кабины, крышу — за три дня?

— Невозможного в природе нет, — сказал он, все улыбаясь и по-мужицки хитровато, выжидательно глядя мне прямо в глаза.

— Давайте сразу же и приступим…

Он ласково засмеялся:

— Давайте, только… работа цену любит.

— Вот-вот! — громко, язвительно проговорил сзади Шилов.

— Не без этого, — сказал я.

— Нормировщик всю ночь ценил работу. По приказу Зубкова, — с гордостью пояснил мне Шилов и протянул пачечку желтых листочков-нарядов.

Я начал разбираться в них, рассматривая, где проставляется операция, где стоимость, количество. Снегирев засмеялся:

— В этой бухгалтерии ничего не поймешь!

Я покраснел.

— Поймем, не беспокойся! Ты тоже не сразу мастером-то стал, — обиженно сказал ему Шилов.

Снегирев замолчал. Кто же виноват, что я ни разу в жизни не видел ремонтных нарядов?..

Ребята даже отвернулись, чтобы не видеть, как неумело, неловко роюсь я в нарядах!..

— Да что там! — вдруг досадливо, со скучным видом, совсем по-другому произнес Снегирев. — За всю эту кузнецкую работищу — двести три рубля. Смех!..

Я сжал зубы, но все-таки разобрался в нарядах до конца. Верно, двести три рубля.

— Так ведь всего три дня работы, вы говорите? Он внимательно, изучающе взглянул на меня:

— Это как работать… — Секунду разглядывая меня, вдруг опять сладко заулыбался, взял меня под руку: — В наряде — выправить стрелу в трех местах, так? Но… надо же понимать рабочего человека!

— А написать надо — в пяти! — Дербенев подмигнул мне.

— Черт с ним, Степаныч, добавь ему еще рублей двести, мигом, сделает.

— В пяти? — спросил я Снегирева.

— В пяти, — он кивнул, улыбаясь, — В общем, удвоить. Через три дня — не узнаешь!

— Милый, — сказал я ему, — да ведь наряд-то документ, вот он, выписан уже.

Снегирев отечески похлопал меня по плечу.

— Нормировщик не учел конкретных условий: переноска, подноска, носка… Выправил в одном месте — в другом лопнуло, снова выправляй.

— Так, так, — сказал я. — Ребята, наш разговор все слышали?

Снегирев вздрогнул, крановщики придвинулись ко мне. Снегирев преобразился. Он сунул руки за фартук и с удивительно скучным выражением лица, равнодушно сказал:

— Молод еще, пацаненок. Ну — придешь, просить меня будешь. — Неторопливо повернулся и пошел; почти до воды прогнулась под ним доска.

— Зря ты, Степаныч, принципиальничаешь! — сказал Дербенев.

— Не в деньгах дело! — ответил ему Шилов.

— Ты, Петя, пойдешь со мной сегодня на диспетчерское, — сказал я. — А сейчас давайте приступать к ремонту. Со Снегиревым я улажу, не беспокойся, Саша.

— Степаныч-то дает, а? — восторженно произнес Солнышкин.

— Какой он тебе Степаныч, сопля! — крикнул на него Шилов.

— Ладно. — Я достал папиросы. — Закурим и подумаем, с чего нам лучше начать.

— Чего ж тут думать! — Котченко, а за ним и все ребята заулыбались. — Дело простое: надо подвести понтон к стенке и краном — вон четвертый портальный свободный — ставить на площадку котел, машину. Потом арматуру монтировать.

— Степаныч прав, — сказал Шилов. — Общий план тоже надо. Вон буксир свободный стоит, сходи, Степаныч, к Кошкину, попроси, чтобы понтон подвел к стенке, нас он наверняка не послушает. А мы пока котел и машину застропим.

— Хорошо.