— Спасибо! — повторила я и смутилась так, что даже опустила голову: вдруг поняла, что хотела даже поцеловать его, так уж благодарна, что он пришел! Но только проговорила быстренько: — Спасибо, что пришел. И за цветы спасибо. Мой руки, будешь с нами обедать, — рывком отвернулась и понесла цветы на кухню.
— Ну, что я говорила?! — радостно шепнула мне Дарья Тихоновна, расставляя тарелки на столе; правильно, их было три!
От счастья мне было даже стыдно глядеть на нее, я только опять, как сквозь сон, сообразила, что ведь цветы надо в вазу поставить, и положила их на подоконник. А сама побежала в свою комнату, достала из серванта хрустальную вазу, что подарил отец маме еще на ее сорокалетие, быстро ополоснула ее — Игоря, уже не было в ванной — и вбежала на кухню. Игорь сидел за столом и все так же глядел на меня, а Дарья Тихоновна, молча улыбаясь, уже разливала в тарелки суп. Я поставила вазу посредине стола, на коротенькую секундочку оторвавшись взглядом от глаз Игоря, и в нее — цветы; на них тоже были прозрачные капельки воды.
— Вот спасибо! — еще раз повторила я, по-прежнему глядя ему в глаза; и снова мне показалось, что мы с ним говорим друг другу одно и то же, самое главное сейчас для нас!
— Садись уж, Анка, садись, — все ласково улыбалась Дарья Тихоновна и вдруг не сдержалась, глянув на нас: — Ишь, рады-то оба, как в наваждении спят!
Я тоже села и только после этого увидела на столе большую бутылку вина, а Игорь тотчас сказал:
— По случаю новоселья… — И будто слегка извинился: — Это сухое, я другого не пью.
— И правильно! — заторопилась я. — И мы с Дарьей Тихоновной…
— Да я-то знаю, что она не пьет, — сказал он и стал ловко открывать бутылку; и руки у него были красивыми, сильными, загорелыми. — А у одного нашего преподавателя на кафедре, — говорил он, уже разливая вино в фужеры, — есть даже теория, что не пьют только плохие люди.
— Сам он выпивает, наверно, вот и придумал свою теорию, — быстро выговорила Дарья Тихоновна, тоже садясь за стол.
— Сразу по трем причинам они не пьют, — сказал Игорь, все глядя на меня. — Во-первых, дорого, — начал перечислять он, будто учитель в школе. — Во-вторых, для здоровья вредно, а в-третьих, чревато последствиями, если вовремя не остановишься.
— Это уж точно, что он сам выпивает, — уверенно ответила я, вслед за Игорем поднимая свой фужер.
— Да еще как! — улыбнулся он и протянул свой фужер первой Дарье Тихоновне, и это мне понравилось, и сказал ей на «вы»: — С новосельем вас!..
Вот и вырастил его человек, а он с ним — все на «вы», а со мной — уже на «ты»!
— Спасибо, Игорешка, родной! — Дарья Тихоновна всхлипнула и чокнулась с ним, протянула свой фужер ко мне.
— Поладили мы с вами? — спросила я ее, чокаясь.
— Еще как, Анка ты моя!.. — И поглядела на Игоря, а в глазах ее опять на миг появилась та же настороженная зоркость, она спросила его: — Читал в газетах про людей коммунистического завтра?
— Как же, как же! — готовно-весело ответствовал он.
— Так вот Анка — такая и есть! — серьезно и убежденно проговорила Дарья Тихоновна.
— Не сомневаюсь! — так же легко отвечал он.
— Я не шучу, Игорь! — Дарья Тихоновна вдруг поставила свой фужер обратно на стол, сама встала, открыла дверцу буфета, показала Игорю на деньги, кучкой лежавшие на полке, спросила: — Видишь деньги? Сколько их, по-твоему?
— Много! — засмеялся он.
— Я не шучу, повторяю! — строго уже проговорила она, а я успела мельком удивиться: никак уж не думала, что скромная Дарья Тихоновна — и может говорить таким тоном!
— Ну, рублей сто, может, — Игорь сразу же перестал смеяться, и такое его понимание тоже очень понравилось мне.
— А у меня было всего двенадцать, понял? И она достала из сумки мои деньги, достала свои, сложила их вместе и говорит: «Теперь это наши общие, Дарья Тихоновна!» — Она чуть всхлипнула неожиданно, но тут же сдержалась. — И обед мы с тобой ее едим, и разогрела уже я сама его, и тарелки с рюмками — ее, понял?
— Я же еще вчера сказал, что вы поладите, — почти так же серьезно ответил он и снова улыбнулся: — Ну, за новоселье! — и, чуть повыше приподняв свой фужер, просто сказал мне: — Я сразу понял, Анка, что ты открытая душа!
— Вот-вот! — помягче уже произнесла Дарья Тихоновна. — И ты сам будь с ней таким же, слышишь?
— Да что вы, Дарья Тихоновна! — даже испугалась я.
— Ничего! — еще тише сказала она. — Я его с пеленок знаю, такие разговоры ему не повредят! — Она взяла свой фужер, чуть пригубила из него, поморщилась, поставила его обратно на стол, сказала Игорю: — А ты — все про свою погоду, — и стала есть суп.
— Воспитывает! — улыбнулся мне он и подмигнул по-вчерашнему.
И я тоже подмигнула ему в ответ:
— Для того, кто тебя с пеленок вырастил, ты до седых волос ребенком останешься, — и мы с ним начали пить из фужеров, все глядя в глаза друг другу и улыбаясь.
А когда Игорь допил из фужера до половины и поставил его на стол, я тоже поставила свой, не допив. Он начал есть суп, а я сидела неподвижно и волновалась: понравится он ему или нет? И только когда он, заметив это, подмигнул мне: «Очень вкусно!» — стала есть сама.