История моей любви

— Пляшите у меня, — негромко сказала Дарья Тихоновна и открыла двери в свою комнату, вдруг внимательно прищурилась, вглядываясь опять в меня: — Ты, девка, сдерживала свое любопытство, или тебе действительно неинтересно, какие вещи у старухи на старости лет?

— Мне главное — какая вы, а вещи ваши — дело второстепенное, — ответила я и вошла в ее комнату.

Пол ее был уже чисто вымыт, в комнате стояли старенький шкаф, комод, кровать и диван, стол посредине, вокруг него — четыре стула.

— Ничего я не нажила себе за жизнь, Анка, — тяжело вздохнула Дарья Тихоновна.

Игорь молчал, вежливо улыбался, отодвигая в сторону стол и стулья.

— Испанского короля собрались принимать? — спросила я у Дарьи Тихоновны. — Так он вашего адреса не знает. А главное вы нажили, чтобы других радовать!..

— Ах ты девочка моя! — облегченно ответила она и потянулась ко мне; я нагнулась, а она обняла меня за шею рукой и крепко поцеловала.

Не хочу хвастаться, но магнитофонные записи у меня — самые модерновые, да и танцевать я люблю, неплохо это у меня получается; вон даже в самодеятельности я на каждом концерте бисирую. А вот Игорь, оказалось, танцует средненько, и это мне неожиданно очень понравилось: не такой он, значит, и в этом, как плясун Борька. То есть он и смущался, и вовсю старался повторять движения за мной, и покраснел от усердия, а я отплясывала себе от души, даже стекла в окне позвякивали и Дарья Тихоновна пришла поглядеть. Но главное, что старающийся Игорь, безуспешно повторяющий мои движения, стал вдруг и младше меня и чуть ли не глупее, а я — взрослее его и сильнее. Тогда я не понимала, конечно, этого и не смогла бы объяснить, только смутно догадывалась, но испытывала неожиданно для себя нечто вроде отношения матери к ребенку. Случайно возникнув во время танца, это чувство не исчезло во мне и потом, даже укрепилось оно, многое определив во всей нашей с Игорем истории.

Я все выплясывала, охваченная гремящими тактами музыки и счастьем, а Дарья Тихоновна стояла в дверях, восхищенно глядя на меня. И в ясных глазах ее уже не было печали, как в начале вечера, когда я вернулась с работы, теперь они светились бодростью и весельем. В перерыв между двумя пленками она даже успела сказать:

— И меня ты завела, отчаянная девка!

А, главное, Игорь стоял у стены, заложив руки за спину, как школьник, и не отводил от меня поголубевших глаз, смешно вытягивая шею. И был сейчас уже не ученым, способным создавать новые и умные машины, а несмелым парнишкой вот вроде Катюшкиного Симки Салова; и сейчас вот именно этим в первую очередь Игорь и был близок мне.

Неожиданно я заметила, что у Дарьи Тихоновны от усталости уже буквально слипаются глаза, как у моей Верушки сейчас, и выключила магнитофон:

— Новоселье закончено: спать! — и поцеловала ее, забрала магнитофон и пошла из комнаты.

Игорь тоже расцеловался с Дарьей Тихоновной, пожелал ей доброй ночи, пошел за мной. А у меня даже на спине кожа похолодела: так и чувствовала я, что вот сейчас должно что-то случиться! Хотела этого, боялась и не знала, хватит ли у меня сил противостоять Игорю. Так с магнитофоном в руке и притащилась на кухню, включила свет, поставила магнитофон на пол, присела к столу. К себе в комнату уж боялась пригласить Игоря: сейчас мне даже смешно, а тогда я опасалась того, что там — кровать. Игорь сел с другой стороны стола, и мы с ним долго молчали, а за темным окном все шел дождь.

— Жалко, что я курить так и не научился, — негромко сказал потом он.

Я хотела что-то ответить ему, но голос от волнения будто не слушался меня, и мы опять надолго замолчали. Я только боялась, помню, что вот сейчас Игорь по-своему вежливо скажет: поздно уже, ему пора… Боялась, хотела этого и одновременно не хотела, как ни странно.

— А диван Дарья Тихоновна для меня привезла, еще утром сказала мне: «Может, когда и поночуешь у меня по старой памяти…» — так же тихо проговорил Игорь, и голос у него чуть вздрогнул; потом пояснил: — Когда я был маленьким, ее кровать стояла у меня в детской.

«В детской…»

— У меня уже была любовь… — неожиданно для себя сказала я.

— И у меня… Даже два раза.

— Только обманулась я, оказалось, и не любовь это вовсе.

— Вот и у меня так же.

Мы опять надолго замолчали, и я все не могла поглядеть на Игоря, да и он на меня, кажется… А за окном по-прежнему успокоенно-ровно шуршал дождь.

— Можно, мы завтра снова увидимся? — спросил наконец Игорь.

— Я завтра в вечернюю смену… — начала я и испугалась: вот и первое препятствие! А ведь еще есть и Маргошка! Ну, делать нечего, и я сказала: — Строгая у тебя мама! — Замолчала выжидательно.

И он сразу понял, ответил успокоительно:

— Это она только поначалу…

Я решилась и подняла голову. Игорь глядел на меня совершенно так же растерянно-восхищенно, как и во время моего танца. Тогда я улыбнулась ему, и он сразу же заулыбался мне в ответ, точно я кнопку выключателя нажала и зажгла свет. Дождь почему-то зашумел сильнее, я сказала:

— Привыкнет, надеешься, твоя мама к дождику?

А он опять понял, чуть улыбнулся:

— Она себе не враг, знает, что остановись дождь ей не под силу.