История моей любви

Но долго еще не могла заснуть, все боролась с собой, чтобы удержаться, не додумать до конца и разом не обрубить все. И только когда сообразила, что ведь ребенок-то у меня обязательно будет, наверняка будет, а остальное — вообще второстепенное по сравнению с этим. И это будет счастье, настоящее счастье, которого никто от меня не отнимет… Тогда я почувствовала, как в груди точно слегка отпустило и виски перестало ломить. Полежала еще, заметила, что улыбаюсь, и заснула.

В ту ночь мне приснилось, что Игорь с громадным букетом цветов встречает меня у роддома, и улыбается от счастья, и глаза его удивительные сияют, и он берет нашу девочку на руки радостно и боязливо… А у меня от счастья замирает сердце, потому что я вижу: он будет настоящим отцом, он уже отец!.. И только чуточку боюсь: у нас родилась девочка, а не сын, не огорчит ли это Игоря?..

А когда проснулась утром, то подушка была в слезах.

Вот так я и жила все эти дни, что Игорь был в командировке. И главное, что поддерживало меня — кроме счастья ожидания ребенка — и что создавало во мне ощущение прочности моей жизни вообще, была моя работа.

Игорь все не давал о себе знать, вернулся он из Москвы или нет. И Дарья Тихоновна, лежавшая в больнице, ничего не могла мне сказать, поскольку в своих записках Маргарита Сергеевна предусмотрительно умалчивала о местопребывании сына. Несколько раз снимала я трубку телефона и начинала набирать номер Тарасовых, но до конца все цифры никак почему-то не могла набрать… Главное, наверно, что кланяться мне не хотелось.

И вот однажды, когда мы вышли с завода после дневной смены и оказались почему-то вдвоем с Лешей и долго шли молча, он вдруг спросил меня:

— Позвонить?..

Он не смотрел на меня, а все так же шел рядом, чуть поводя широченными плечами, но я сразу поняла, о чем он… Остановилась, вздохнула и решилась, подняла голову. Леша глядел на меня, и глаза его были совсем синими от волнения. Я кивнула. Мы с ним так же молча дошли до ближайшей будки телефона-автомата. Леша вошел в нее, все не глядя на меня и по-детски жалобно улыбаясь, опустил две копейки, снял трубку. Вдвоем в будке мы с ним поместиться не могли, и я вытянула руку, набрала номер Тарасовых. Сначала Леша, все морщась, держал трубку телефона около уха, потом протянул ее мне из будки. И я услышала голос Игоря:

— Алло!.. Я слушаю!.. Алло!..

Сморщилась и — ничего не ответила ему. Только брезгливо кивнула Леше, чтобы он повесил трубку. И он повесил, вылез из будки. Снова мы с ним молча шли рядом, и я даже заплакать почему-то уже не могла. Так до самого моего дома мы с ним и шли.

В обеденный перерыв накануне дня регистрации я все-таки решилась, сказала моим мужчинам, что не буду регистрироваться с Игорем. И почему не буду.

Но к назначенному для регистрации часу все-таки подъехала к Дворцу бракосочетаний и с лестницы противоположного дома видела, как Игорь прятался за углом, боязливо выглядывая, не появлюсь ли я в подвенечной фате… Даже и тут я почему-то все не могла заплакать, а только с горестным недоумением следила за ним, трусливым и хитрым… Как это вообще случилось, что я могла полюбить такого человека?!

15

Вот вспоминаю я сейчас себя, тогдашнюю девчонку. Лет, конечно, мне было совсем мало, но родители сумели вырастить меня здоровой и физически, и морально. И характер, главное, образовался у меня крепкий и решительный, если потребуется — почти по-стальному несгибаемый. Помню, что я и легче, и быстрее, чем даже сама ожидала, переболела разрыв с Игорем Михайловичем. И ко мне почти сразу после этого вернулось обычное ощущение уверенной легкости и правильности моей жизни. Умом я, конечно, понимала все «за» и «против», как говорится, и этих самых «против» — их даже перечислять устанешь — было куда больше, чем «за», если руководствоваться трезвой рассудительностью.

Очень укрепляла меня в правильности моего решения память об отце: в подобном случае он наверняка поступил бы точно так же, как и я! Так же часто, помню, я будто советовалась и с мамой тогда. Она говорила мне: «Правильнее, Анка, с матерью-одиночкой ребенка оставить, чем заставить его расти под началом отца-алкаша или такого вот иезуита лживого, как твой… — и досказала презрительно по складам: — И-го-реш-ка трус-ли-вый!.. — Помолчала, подумала, по-всегдашнему рассудительно объяснила: — Если мужик хоть в чем-то на бабу похож, хоть и в той же трусости, он уже не человек вообще!»

Сейчас-то я вижу, что на всю жизнь запомнила тот разговор в нашей бригаде, который случился, когда я решилась все-таки сказать, что раздумала регистрироваться с Игорем.