История моей любви

— А что документы она ваши спрятала, так я ее заставлю их возвратить, не беспокойтесь! — И так же напористо-деловито: — Выпейте еще капель от сердца, выпейте: вам станет легче. Ну, вот… У вас впереди — одинокая старость, Дарьюшка, мы с Мишей даже понять не можем, как это вы на склоне лет — и решаетесь порвать с нами?! Ну!..

Кажется, вес сказано, хватит!..

Я открыла двери в комнату Дарьи Тихоновны, сказала вежливо:

— Добрый вечер.

Маргарита Сергеевна только молча кивнула мне, Дарья Тихоновна, какая-то совсем маленькая сейчас, лежала на кровати, запрокинув голову, совсем по-девчоночьи закусив губу. Глаза ее были зажмурены, а совсем белое лицо — в слезах… Но особенно жалко мне ее сделалось, когда я увидела ее натруженные руки, безвольно вытянутые вдоль тела, как у покойника: делайте, дескать, со мной что хотите, мне уже все равно.

Я вошла в комнату, вздохнула:

— Жизнь прожить — не поле перейти…

У Дарьи Тихоновны только чуть потрепетали ресницы, но глаз она не открыла, и руки ее лежали все так же бессильно. А Маргарита Сергеевна четко ответила мне позвякивавшим голосом:

— Вот-вот!.. — Но на меня не взглянула, а я попутно, уже решив, что буду сейчас делать, отметила еще одну деталь в ее лице: ноздри ее красивого носа так сильно напряглись, что даже хищно побелели. — Жизнь подстерегает нас на каждом шагу, только и ждет, когда мы оступимся!.. Нужна такая осмотрительность во всем и всегда, чтобы не споткнуться! — Маргарита Сергеевна все еще не смотрела на меня. — А Дарья Тихоновна на склоне лет, тяжко больная и одинокая!..

— А по молодости лет… — тянула я голосом Иванушки-дурачка.

— Жизнь ничего не прощает! — голос Маргариты Сергеевны уже звенел. — В ней стоит только на миг потерять бдительность — и ошибку уже не исправишь! — Тут она все-таки повернула голову, и мы с ней встретились глазами в упор. — Я прошу вас, Анна, сейчас же вернуть документы Дарьи Тихоновны, иначе…

— Минутку, — ответила я, вышла из комнаты и, пройдя через лестничную площадку, из квартиры напротив, где есть телефон, вызвала «скорую помощь» Дарье Тихоновне, поспешно вернулась, спросила негромко-вежливо: — Может, и не стоит уж так преувеличивать опасность, Маргарита Сергеевна? — Получилось так, что я спросила не то про Дарью Тихоновну, не то про жизнь вообще. — Трусость ведь — плохой помощник!

Я даже не успела договорить, так стремительно кинулась в бой Маргарита Сергеевна:

— Вы, Анна, еще не жили и ничего не знаете! Жизнь на планете еще далека от идеала, и, если бы мы с мужем ежедневно и ежечасно не вели себя осмотрительно, Миша мог бы и погибнуть на фронте, как миллионы других; и не было бы у нас здоровья, какое мы еще сумели сохранить; и сына, без пяти минут кандидата наук!..

На миг перевоплотившись в возможную будущую невестку Маргариты Сергеевны, но оставаясь одновременно Иванушкой-дурачком, я готовно поддержала:

— Да если молодость еще трудная выпадет, да вообще натура заячья, вот и будешь, как ворона, каждого куста бояться!

Не мне, конечно, состязаться с Маргаритой Сергеевной; и опыт у меня не тот, да и сам характер, поэтому она сразу поняла, отпарировала молниеносно:

— Молодость у нас с Мишей была, как у всех. Вы принесли документы Дарьи Тихоновны?!

— Сейчас-сейчас…

— Это первое, что должен надежно усвоить каждый человек, — уже помягче проговорила она. — Сначала научись жить, а все остальное — второстепенное, вытекающее из этого, Анна!

Оговорилась она или действительно назвала меня на «ты»?..

— Может, болели вы в молодости?.. Или Михаил Евграфович?..

— С чего это вы взяли?! — Нет, вежливость не изменила ей.

— Может, какая крупная неудача в начале вашего жизненного пути стряслась?

— Пока гром не грянет — мужик не перекрестится, — презрительно процедила она, и губы у нее покривились снисходительно, а ноздри все оставались такими же хищными. — Слов нет, проще амбразуру грудью закрыть, а умение в том, чтобы противника обезоружить! — Нет, не скажет она ничего, не даст дополнительного оружия мне в руки.

Ну, хватит!.. Да и Дарья Тихоновна все так же лежала неподвижно пластом; и белое лицо ее было в слезах; и нижняя губа беззащитно закушена; и руки вытянуты, как брошены… Нашли место две боевые бабы, где сражаться!

— Документы, Анна! — прозвенела Маргарита Сергеевна.

Я поглядела еще на Дарью Тихоновну… Надо бы по-настоящему прощения у старушки попросить!.. И тут в дверях послышался звонок. Я открыла их и увидела такую же рослую, как и я, женщину в белом халате и с чемоданом в руке.

— Вот спасибо, что приехали! — заторопилась я. — С сердцем у соседки совсем-совсем плохо!

— Совсем-совсем? — переспросила она, уже чуть улыбнувшись, и я с облегчением поняла, что врач эта — такая же, как я, только постарше.

— Плохо старухе, а тут еще нервирует ее знакомая!..

— Знакомая ее и погулять может пока, — в спину мне ответила врач, вслед за мной идя в комнату Дарьи Тихоновны.

— Что это?! — изумленно спросила Маргарита Сергеевна, во все глаза глядя на врача и даже встав со стула.

Ей никто не ответил, а врач подошла к Дарье Тихоновне, присела на стул рядом с ее кроватью, стала слушать пульс…