История моей любви

И вот я снова оказалась на палубе строящегося судна, в своей бригаде, жадно дышала ее воздухом, слышала стук пневмомолотков и грохот железа, видела стрелы кранов, причалы, корабли около них, воду и небо!.. Поглядела на всех — они улыбались мне — и повторила давно сказанное:

— Хорошо здесь!.. Ах, и хорошо!..

И они будто ждали этого от меня, засмеялись.

А через недельку в обеденный перерыв, когда мы с Лешей шли вслед за всеми в столовую, я решилась наконец-то, вздохнула, подняла голову и посмотрела сначала на небо, на завод, а потом и на Лешу… И вдруг мне показалось по его глазам, что он уже знает, что я сейчас скажу ему, и хочет это услышать от меня, но и боится — совсем как я сама… Я покрепче сжала его руку, посмотрела прямо в глаза и попросила боязливо шепотом:

— Слушай, Леша, женись на мне, а?..

1979

ПОВЕСТИ

БЛОКАДНЫЙ ДЕНЬ

Блокада Ленинграда длилась 900 дней

1

…Я шел впереди, а папа с мамой — за мной, они разговаривали и смеялись, и мне было особенно надежно от этого тихого неба с ласточками, оттого, что папа с нами и все у нас так легко, спокойно… Только очень хотелось есть. Ну, ничего, осталось подождать совсем чуть-чуть: сейчас мы придем на дачу, а там бабушка уже наварила большую кастрюлю жирных щей, нажарила глубокую миску котлет, от картошки идет душистый пар, и теплые толстые ломти хлеба высокой кучей лежат прямо на столе, их так много, что они даже не помещаются на тарелке!.. И вдруг вместо дачи оказывается фундамент с торчащей печью, обгоревшие бревна: неужели опять война?! И обеда не будет, и бабушки не видно, и папа с мамой куда-то исчезли, я вообще один… Мне сразу стало так сиротливо, что я заплакал горько и безысходно, как давным-давно в детстве. Все плакал и плакал, чувствуя уже привычную тяжесть, тотчас сковавшую всего меня…

— Ну, Паша… Пашенька… Проснись, что ты?.. — послышался ласковый шепот мамы; я почувствовал ее руку, гладившую меня по голове, и проснулся. — Полежи еще, потерпи, рано в булочную… — чуть помолчав, по-другому уже прошептала мама, медленно провела пальцами по моей щеке и убрала руку, затихла.

Я прерывисто вздохнул и запоздало спохватился, привычно прислушался: нет, все было тихо. Так тихо, точно уши мне заткнули ватой, в них чуть гудело от этой глухой тишины… Да, уже декабрь, воздушных налетов давно нет, только артобстрелы, нечего прислушиваться: снаряд — не самолет, что тягостно жужжит над головой; если свист снаряда услышал — значит, пронесло… И вообще, обстрелы и бомбежки не сравнишь с голодом, их перетерпел — и все, а от голода никуда не деться, всегда он с тобой, всегда он в тебе… Неужели я действительно плакал?.. Дотронулся рукой до лица: да, плакал… Эх, как нехорошо и стыдно! Что это я, совсем раскис, что ли?.. Не хватало еще этим маму огорчать!

Подышал глубже и вроде чуть успокоился… Ну, делать нечего, надо лежать, терпеть и ждать, пока можно будет пойти в булочную и выкупить наши завтрашние триста семьдесят пять граммов хлеба. У нас с бабушкой иждивенческие карточки, а у мамы — служащая, но с двадцатого ноября на каждую из них выдают только по сто двадцать пять граммов хлеба… Вот уже почти целый месяц, и неизвестно, когда прибавят… Всего только неделю, с тринадцатого ноября, выдавали по сто пятьдесят граммов, а до этого мы получали по двести граммов на каждого, целых шестьсот на семью, вполне можно было жить!.. А давным-давно, еще в июле, кажется, мы с бабушкой получали по четыреста граммов, а мама — шестьсот, всего, значит, килограмм четыреста граммов, целая гора хлеба!.. В магазинах даже было мясо и масло, а рыбные консервы — вообще без карточек!.. И ничего этого я тогда не ценил, дурак… Теперь-то в магазинах — пустые полки, даже пропали яичный порошок на мясные талоны и мука на крупяные…

Пойти бы на толкучку у рынка и променять что-нибудь на хлеб, только и так, кажется, мы уже все променяли, что можно было. Есть, правда, у мамы красивые туфли, белые с коричневым, но они — заветные: их пала купил перед самой войной, мама их и поносить не успела, только в каждую тревогу брала их в бомбоубежище вместе с документами. Вот на них, наверно, можно было бы выменять даже масло или сахар, только сказать об этом маме никак нельзя, пока она сама не решит.

Да, надо терпеть и ждать… Странно, но получается, что простое терпение — то же оружие! Смешно, а до войны я чуть не плакал, не мог вытерпеть, пока отец мне велосипед купит… Может, потому, что тогда совсем еще маленьким был, хоть и прошло всего каких-то полгода.