История моей одиссеи

За окном мелькала станция за станцией, и, наконец, наступил момент, когда девушкам пришла пора выходить.

Пухленькая поднялась, подошла ко мне, оставшемуся сидеть и сказала:

– Ты и вправду какой-то чудной, словно с другой планеты. Или как будто родился на век позже, чем должен был родиться. Но я очень хочу, чтобы у тебя все-все получилось!

И вдруг она наклонилась надо мной, приблизила вплотную лицо к моему лицу и поцеловала в губы.

Еще через секунду, дыша духами и туманами, она с подругой направилась к двери вагона – поезд уже дернулся в последней фрикции, замирая перед станцией.

Это был первый поцелуй в моей жизни.

И он был прекрасен.

* * *

Какое-то время после ухода девушек мы сидели молча, словно все еще живя их присутствием, а потом один из морячков спросил:

– Слушай, допустим ты доедешь до Москвы. А дальше – что? Как ты собираешься найти этого своего Евтушенко? Москва – огромный город! Там заблудиться – раз плюнуть!

– Ну, это просто! Пойду в Союз писателей, там дадут адрес…

– И с чего это они должны тебе давать его адрес? Ты ведь ему никто, и для них – никто! И потом, ты же сам сказал, что познакомился с ним в Баку. То есть он все время то там, то здесь… Кто тебе сказал, что когда ты приедешь, он вообще будет в Москве?!

– Вообще, по-моему, ты какую-то херню спорол! – влез в разговор его приятель. – На хер было из-за каких-то мудаков из дома уходить?! Лучше возвращайся в Баку и поступай в нашу мореходку. Десять классов у тебя есть, так что учится придется всего два года. Затем получаешь, как мы, профессию механика – и весь мир перед тобой. Конечно, в армию тебя скорее всего во флот возьмут, три года придется оттрубить. Но зато потом можешь пойти в загранку, по всему миру попутешествовать, да еще и неплохие деньги зашибать, шмотки импортные привозить…

В разговорах мы доехали до станции под названием Ясиноватая. Дальше они ехали в свой Донецк, и, сам не знаю, почему я увязался за ними – было ощущение, что у меня появились друзья.

До Донецка мы доехали на электричке, затем поехали куда-то на автобусе. И тут они вдруг сказали, что уже возле дома, так что желают мне всего хорошего. Думаю, они уже давно думали, как от меня избавиться, потому что я и в самом деле прицепился к ним, как банный лист.

Вот так в полночь я неожиданно для себя оказался посреди Донецка, в который ни сном, ни духом не собирался ехать. Вокруг меня простирался явно немаленький, чужой мне город, на улицах которого слабо светили фонари и не было ни души.

Куда идти я и понятия не имел, и тут увидел, как на другой стороне улицы три бугая, метра под два ростом и шириною в шкаф идут с чуть пошатывавшейся девушкой в светлом платье. Неожиданно один из этих «быков» притянул ее к себе. Она вскрикнула, но тот бугай тут же зажал ей рот ладонью, и они втроем подтащили ее к стене дома, а затем стали срывать платье и укладывать на землю. Девушка слабо сопротивлялась, но пока один раздвигал ей ноги, второй продолжал зажимать рот, а третий топтался с боку…

Меня они видеть не могли, но я видел все. На моих глазах насиловали женщину, но что я мог? Только как можно быстрее и дальше уйти от этого места, чтобы ничего не видеть. Меня жег стыд от собственного страха, но это был уже не мужичок с Товарной – для этой троицы я был почти что лилипутом, и любой из них просто отшвырнул бы меня в сторону движением руки.

Мне было жалко ту девушку, которая, скорее всего, была пьяна, но это не значило, что ее можно было насиловать. И я заплакал. Не из-за нее – из-за себя, от того, что я оказался таким слабым и малодушным. А чужой и бандитский (в этом теперь уже не было сомнения!) город обступал меня со всех сторон, и я даже не знал, где я нахожусь, в каком его районе.

На улицах по-прежнему не было ни души, и это только усилило мой страх.

В этот момент я вдруг ясно понял: все, что я затеял, было безумием, и мне надо возвращаться домой, в Баку, по улицам которого я ходил подчас и в час, и в два ночи, чтобы занять очередь у книжного магазина, в который должны были подвезти товар, но там никогда ничего подобного со мной не случалось. Хотя магазин был рядом с улицей Советской, на которой, как считалось, жили самые отчаянные хулиганы города.

До меня вдруг дошло, что эти парни из мореходки были правы, и в Москве мне ничего не светит.

Стало быть, надо было возвращаться – для начала хотя бы в ту же Ясиноватую, откуда, как я понял, был прямой поезд до Баку.

А класс?! Да что класс?! До конца учебного года оставалась пара недель, дальше должны были начаться выпускные экзамены.

Эти две недели как-нибудь можно и пережить, тем более, что я и раньше посещал далеко не все уроки. А иногда и просто вместо школы шел гулять по городу, дожидаясь, пока откроется редакция журнала «Литературный Азербайджан», чтобы показать свои новые стихи поэту Александру Гричу, ставшему на многие годы моим литературным мэтром, а спустя десять лет после этой истории и прямым начальником.