История моей жизни

На его вопрос, как же, по-моему, следует поступить, я предложил, чтобы Англия последовала примеру Америки, имеющей много законодательных органов и только один Конгресс. Можно было бы превратить Ирландию, Шотландию и Уэльс в отдельные штаты с собственными законодательствами, подобно нашим Нью-Йорку и Вирджинии, и сохранить объединяющий их парламент. Так как в Англии нет нашего Верховного суда, парламент мог бы взять на себя функции высшей инстанции по ирландским делам. Это осуществлялось бы таким образом, что все акты ирландского законодательства должны были бы поступать в нижнюю палату и получать силу закона только по истечении трех месяцев, если до того времени на них не будет наложено вето. Это явилось бы гарантией в том случае, если данный законодательный акт встретит возражения, и превратилось бы в простую формальность, если возражений не будет. Впоследствии Морли рассказывал мне, что он сделал такое предложение Парнеллу, но тот отклонил его.

Наши дебаты с Гладстоном всегда доставляли мне большое удовольствие. Однажды миссис Гладстон сказала мне: «Уильям говорит, что у вас всегда ведутся очень интересные разговоры». Это в действительности так и было. Гладстон едва ли имел до тех пор случай выслушать откровенное суждение настоящего республиканца — например, узнать, что существуют люди, восстающие против передаваемых по наследству титулов. Мне казалось странным, что люди добровольно отказываются от отцовского имени и, получая высший титул, принимают другое имя. Особенно забавляли меня новоиспеченные лорды, которые покупали свой титул за какие-нибудь десять тысяч фунтов стерлингов.

Однажды я упомянул в разговоре о снижении роста населения в Англии в сравнении с некоторыми другими странами.

— Какую судьбу вы предсказываете Англии? — спросил меня Гладстон.

В ответ я указал на положение Греции в Древнем мире и прибавил:

— Не случайно Шекспир, Мильтон, Бёрнс, Вальтер Скотт, Стивенсон ⁷², Бэкон ⁷³, Кромвель, Брюс, Юм, Уатт ⁷⁴, Спенсер, Дарвин и многие другие великие люди родились в Англии; гений независим от внешних условий. Еще долго после того, как Англия утратит свое первенствующее значение промышленного государства — не по своей вине, а потому, что ее опередят другие страны, — еще долго после этого она будет играть роль современной Греции среди других народов и содействовать их духовному подъему.

Гладстон подхватил последние слова и повторил: «Духовный подъем, духовный подъем — это мне нравится».

Последний раз я видел Гладстона у лорда Рэндалла в Каннах. Он был в то время уже очень болен, но сохранил прежнее обаяние. Когда мы с ним простились, моя невестка, бывшая рядом, сказала мне тихо: «Больной орел!». Никакими словам нельзя было лучше выразить впечатление, которое производил этот усталый вождь человечества. Это был не только великий, но истинно прекрасный человек. Он заслужил данное ему имя: «первый и лучший гражданин мира».

Лорд Розбери — прекрасный человек, которому мешает только то обстоятельство, что он родился лордом. Если бы вместо того чтобы без малейшего труда войти в Палату лордов, он по условиям своего рождения был принужден работать и попал бы в нижнюю палату в молодые годы, то суровая борьба за существование закалила бы его мягкую натуру. Человек огромных дарований, он все же лишен твердости и настойчивости, необходимых для того, чтобы проводить в жизнь свои решения. Он обаятельнейшая личность и увлекательный оратор. Но он отличается чрезмерной раздражительностью и капризным настроением.

Однажды утром я по его приглашению пришел к нему и, войдя в комнату, увидел на письменном столе конверт. Лорд Розбери передал мне его со словами:

— Я желал бы, чтобы вы уволили своего секретаря.

— Это приказание, исполнить которое представляется мне очень затруднительным, — возразил я, — я не могу обойтись без него, да вдобавок он еще и шотландец. Но какое, собственно, преступление он совершил?

— Взгляните на конверт. Это его почерк? Каково ваше мнение о человеке, который пишет «Розбери» через два «р»?

В ответ на это я сказал ему, что если бы вздумал сердиться за подобные вещи, то жизнь моя стала бы невыносимой. Я получаю каждый день множество писем и совершенно уверен, что в двадцати или тридцати из ста писем мое имя написано во всевозможных вариантах. А лорд Розбери в состоянии не на шутку прийти в негодование от подобных мелочей.

После одного из смелых выступлений лорда Розбери, не только изумившего, но и взволновавшего Палату лордов, я осмелился откровенно высказать ему свою демократическую точку зрения.

— Заступитесь смело за парламент, — сказал я ему. — Отбросьте ваш наследственный титул и заявите, что отвергаете прерогативы, на которые не имеют права все остальные граждане. Станьте истинным вождем народа! Вы молоды, умны, обаятельны и обладаете блестящим даром слова. Решитесь на этот эксперимент, и вы, без сомнения, будете премьер-министром.

Он слушал меня с интересом, но, к моему изумлению, спокойно ответил:

— Но ведь нижняя плата может и не принять меня как пэра.