История моей жизни. Воспоминания военного министра. 1907—1918 гг.

В сессии Государственного Совета в марте был произведен экстренный перерыв на три дня, с 12 по 15 марта, вызванный тем, что Совет громадным большинством голосов (134 против 23) отклонил проект закона о введении земства в шести западных губерниях; Столыпин настоял на перерыве сессии, во время которого упомянутый закон был утвержден по статье 87 Основных законов. Такое применение этой статьи было в явном противоречии с истинным ее смыслом, что Совет и высказал Столыпину по возобновлении его сессии. Но, кроме того, была принята еще одна крайняя и очень неудачная мера: два противника закона, Дурново и Трепов, были уволены в «отпуск» до конца сессии; последний тогда же подал в отставку, кажется, по приказу свыше.

Проведение закона, уже принятого Думой, должно было удовлетворить ее; но злоупотребление статьей 87 и издевательство над несменяемостью членов Совета «по назначению» явилось таким насилием и издевательством над Государственным Советом, что и Дума, несмотря на свою антипатию к Совету, возмутилась ими. Столыпин добился от государя этих мер, угрожая своею отставкой. Несомненно, он уже совсем зазнался, потерял чувство меры и сделал непоправимый faux pas[239]. Взгляд общества на этот поступок Столыпина хорошо выразил член Думы Пуришкевич в следующем стихотворении:

П. А. СТОЛЫПИНУ

За речь лихую в дни былые
В России рвали языки
И гнули непреклонным выи
Нажимом Бирона руки.
А в наши дни – гражданской сечи,
Пяти свобод и диких смут,
За верноподданные речи
Нам преподнес Столыпин кнут.
Но верю я, интриги тонкой
Разрежет нить наш мудрый царь,
И голос мощный, голос звонкий
Нас призовет служить, как встарь.
Страницы прошлого порукой
И говорят всечасно нам:
Царям угоден Долгорукий
И тошен обнаглевший хам.

В. Пуришкевич. 15 марта 1911 года

В общем, Столыпин так повредил себе «нажимом на закон» (его выражение) и местью Дурново и Трепову, что, вероятно, уже не долго удерживался бы у власти, но 1 сентября он был смертельно ранен в Киеве, после чего его заменил Коковцов.

Здоровье жены стало неважным. Она обратилась к женщине-врачу Волковой, а затем к врачу-гомеопату Рогачевскому; последний посоветовал ей ехать на воды в Ессентуки, где и он будет летом; мы решили ехать туда весной, на первую половину курса, а затем жить где-либо на даче с моим тестем. Однако устройство на новой квартире совершенно исчерпало мои ресурсы, а жизнь нам обходилась дороже тех двенадцати тысяч рублей, которыми я располагал в год. Расходы на поездку на воды должны были внести новую брешь в мой бюджет, а потому я решился переговорить с Коковцовым и, изложив ему причину моих затруднений, просить об увеличении содержания. Он мне сказал, что это невозможно, так как больше восемнадцати тысяч не дается никому из членов Государственного Совета, но предложил мне испросить пособие. 1 апреля я получил таковое в размере пяти тысяч рублей и, благодаря этому, в ближайшие годы успешно сводил концы с концами.

В апреле мы с моим тестем совершили две поездки на станцию Преображенскую для поисков дачи и нашли две смежные в имении Перечицы, принадлежавшем Владимиру Андреевичу Оболенскому, местному земскому начальнику.

Володя в течение зимы почти не готовился в Академию, а больше веселился, и в конце мая вернулся в полк[240]. В Петербурге он встретился со старыми знакомыми, поступившими в летчики, летал с ними на аэроплане и мечтал сам стать летчиком; это оказалось возможным, но от военных летчиков в то время требовали, чтобы они не женились, а он мечтал о женитьбе на Марусе Ильяшенко, а потому отказался от поступления в авиационную школу. М-м Ильяшенко в январе была в Петербурге и заехала к нам отдать мне визит.

В Ессентуки мы выехали по окончании сессии Совета 30 мая и приехали туда 1 июня. На первых порах мы нашли приют в новой казенной гостинице, довольно примитивной и грязной. На следующий день к нам зашли Васильковские и князь Гавриил Константинович; они остановились в санатории Азау и были им очень довольны, поэтому мы переехали туда же. Мы там получили большую комнату с крытым балконом; продовольствие там было хорошее, в доме были свои ванны, что было весьма удобно, так как в казенных ваннах трудно было добиться очереди. В общем, в санатории было хорошо и мы остались очень довольны им.