История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Было тихо. Лишь со стороны Мологи глухо доносилось шипение плывущей по ней ледяной каши. В прореху темноватой тучи глянула луна и, чуть поласкав желтоватым светом небольшую плешину земли, опять скрылась за краем ночного облака. Осенний морозец холодил лицо. При дыхании с губ срывался заметный парок. Но было тепло — одежда даже томила тело.

В народе говорят: «Ждать да догонять — последнее дело», нет ничего хуже на свете. Сколько времени сидел я тогда в углу капустника, дожидаясь увидеть, как «пляшут» зайцы на озими, не знаю, должно быть, долго. Привалясь к жердям огорода, я уже начал клевать носом, полудрёма охватила меня. И вдруг вижу: невдалеке от меня на тёмном поле что-то светловатое зашевелилось. Я приободрился. Как раз в это время луна щедро озарила всё вокруг. Я не сразу и поверил глазам своим. Напротив, неподалёку, левее и правее меня, шевелились светловатые пятна. Они то скрывались в стеблях ржи, то высовывались из них, вставая столбиком.

Я затаил дыхание: зайцы! Но сколько? Не счесть.

Осторожно поворотясь, я сел поудобнее и облокотился на жердь огорода, забыв зачем я здесь оказался.

Вот пара зайцев, забавно приподнимая кверху задки, подскакала совсем близко и, уткнув морды в стебли ржаной озими, поводя рогульками ушей, стала чавкать. Левее — ещё пара зайцев, чуть дальше — троица, за ними — ещё двое. Всюду наблюдалось движение светлых комочков.

Ради любопытства я начал считать зайцев, сбивался со счёта и начинал считать сызнова. Опять сбивался… Бесполезное занятие. Зайцы постоянно передвигались с места на место, были похожи друг на друга. Напрасно я напрягал зрение, казалось, что количество их несметно! Из синеватой темноты леса на освещённое луной поле то и дело выбегали всё новые и новые зайцы.

Движения непуганых зайцев походили на лягушечьи подскоки: только вильнёт заяц задком кверху, смотришь — он уже на другом месте. Спарятся двое — один становится свечкой, согнув перед грудкой передние лапки. Пара зайцев — самые ближние от меня, фыркнули, потом плотнее прижались к земле, завозились, подпрыгнули и отбежали в сторону. Что-то напугало их или же пришлось не по нраву.

Как смело вышли зайцы из дневных укрытий на крестьянское поле! Как радовались они обилию пряных стеблей молодой ржи, простору и приволью, на поле ржаной озими у хуторского капустника они устроили свой заячий настоящий пир, выказывали свой восторг звонкой чистоте воздуха и светлой луне.

Я осторожно протянул руку к ружью, ощутив мёртвый холод металла, и занёс его впереди себя, положив ствол на жердь огорода, как на прицельную козлинку. Стрелять было удобно. Крепко обхватив правой рукой шейку приклада и уперев в плечо его затыльки, я быстро отыскал мушку на стволе и «врезал» её в пристрельную прорезь казённой части ружья. Потом взвёл курок и вытянул указательный палец к спусковому крючку. Глянул на зайцев. Они, не сходя с места, по-прежнему рылись мордочками в озими. Я взял их на прицел. Секунда и…

Какая неведомая сила расслабила кисть моей правой руки — не знаю. Я не выстрелил. А только почему-то закрыл глаза, опустил голову вниз и медленно, натужно возвратил курок в неударное положение. Затем тихонько, ползком, по замёрзшим глыбам земли, разгребая широкими полами тулупа белизну молодого снега и держа в одной руке заряженное ружьё, выполз из капустника, встал во весь рост и, глубоко вдохнув в себя прохладный ночной воздух, побрёл домой.

Из-за перегородки с деревянной самодельной кровати кашлянул и громко зевнул проснувшийся отец. Спросил тихонько:

— Ну, что зайцы?

И не упрекнул меня за то, что я не стрелял. Только спросил:

— Ну что, я тебе правду говорил: пляшут ночью зайцы у капустника?

— Пляшут. Ещё как!

В тот год, а это было в 1938-м, я в декабре несколько раз ходил к ржаной озими. Садился в том же углу капустника и, любуясь прелестями зимних ночей, засвеченных белизной снега и мерцанием ярких звёзд в ночном морозном небе, ждал зайцев. Они появлялись. Заколдованно смотрел я на их пляски на крестьянской ржаной озими. На неё выходили по ночам только зайцы-русаки. Я ни разу не видел среди них ни одного белого зайца. А беляков в Молого-Шекснинской пойме было тоже много, не меньше, чем русаков.