История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

У многих жителей поймы кроме домашних лодок, на которых они ходили в основном по Мологе и Шексне, были сделаны судёнышки-долблёнки — их использовали для езды по озёрам и болотам. Те долблёнки по-местному назывались осиновками, потому что делались из обрезков толстой сырой осины длиной в 10–12 аршин. Из неё выдалбливалось челнокообразное корыто с толщиной стенок по всему объёму не больше дюйма. Потом корыто изнутри распиралось пятью деревянными дугами — тыгунами, которые крепились завивкой ивового прута. На песчаных откосах Мологи и Шексны, по берегам многих озёр ивовый прут рос целыми плантациями, был крепок и гибок, как кожаный ремень. Когда полностью обработанное ивовое судёнышко высыхало, то становилось лёгким — два взрослых человека могли свободно взять его на плечи и унести куда угодно далеко. Плыть на осиновке можно было хоть по реке, хоть по любому озеру. Управлялась она одним кормовым веслом. Прелесть было ездить на осиновке! Да и было за чем — рыбы всюду множество, особенно золотистых и линевых карасей. Экземпляры пойменских карасей нередко достигали трёх фунтов[531], а иногда и того больше.

Карась — рыба непривередливая. Он может спокойно жить в таких условиях, где другая порода скоро погибнет. Неплохо он чувствует себя в тёплой и даже в затхлой воде летом. И так же хорошо — в холодной зимней воде, придавленной почти до земли толстым слоем льда. Зимой караси, зарывшись в грязное дно, находятся в спячке, как медведи; активности в движениях не проявляют. Зато летом, особенно во время икромёта, караси подвижны и энергичны.

Большое карасёвое оживление наблюдалось в озёрах поймы в самую середину лета — в это время карась нерестится. Тогда вся природа благоухала. В чистой воде, изрядно прогретой солнцем, плавало несметное множество насекомых. Бывало, едешь в начале июля по озеру на осиновке-долблёнке, глянешь в воду — на шесть-семь аршин всю живность в ней разглядишь. Между стеблей осоки и водяного лопушника медленно карабкаются в воде болотные тараканы разной величины; как змеи, то и дело подскакивая, снуют в разные стороны, толкая друг друга, армады клопиков и букашек; на дне корневища травы-подводницы, как паутиные тенета, опутывают багряные стебли хвоща. По тихой глади озёрной воды, яко посуху, бегают длинноногие пауки. Зелёные лягушки пронзительно орут во всю глотку. А по берегам озёр и болотин вперемежку с изумрудно-зелёной травой окаймляющим венцом тянется кудлатый кустарник. Над ним — берёзы с осинами и дубняком, как будто решили выйти да поглядеть, что делается на озёрах, а увидев, остановились у самых берегов словно вкопанные.

Мой дедушка по матери — Фёдор Илларионович Лобанов, по прозвищу «Ерошкина мать» (такое у деда было ругательство), любил ловить карасей в Подъягодном озере, что находилось невдалеке от Ножевского хутора, где мы жили. Ловил он их крылатыми кужами и одровицами.

Карасёвых снастей дедушка выставлял на озере по десятку и более штук за один раз. Рыболовные снасти днём сушились на полянке возле озера. Под вечер дед приходил к озеру, веничком смахивал с них грязь, клал кужи и одровицы в осиновку-долблёнку и ехал на озеро расставлять их по своим облюбованным местам.

Бывало, едешь вместе с дедом по озеру на осиновке и на что только не налюбуешься! Совсем рядом от нас из рослой осоки стремительно вспорхнут кряковые утки и, пролетев немного, усядутся в хвощевину. Верткие трясогузки, часто кивая хвостами-шильями, заснуют в прибрежных кустарниках тростника. Болотные кулички-маломерки с криками «кив-кив» перелетали от кочки к кочке. Шелестела о днище и борта судёнышка лапчатая трава-подводница. От мягких ударов весла булькала вода позади осиновки. Опустишь руки в озёрную воду, и она, как пушистой мякотью бархата, нежно щекочет ладони и пальцы. Впереди по ходу судёнышка из-под широких листьев водяного лопушника то и дело появлялись вьюнки воды. Это с поверхности в глубину ныряли караси, вспугнутые нашим движением по озеру.

Во время нереста караси большими косяками выходили из глубины озёр на мелкие места греться, обтирая свои золотистые бока о стебли подводной травы. Нанежась на теплыни солнца, они прятались в тень — под листья водяных лопухов.